Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Князь вступил с ними в пространный разговор, содержание которого было должность верноподданническая, с каким усердием и ревностью обязаны все исполнять начальничьи, а тем паче верховной власти повеления, и проч. и как разговор сей продлил Князь до того времени, в который надлежало им быть у должностей своих, то они откланиваясь, спрашивают, что его сиятельство приказать им изволит?» «Ничего», – ответствовал Князь. Что ж они могут сказать Монарху, пославшему их к нему? «Ничего, – опять сказал Князь, – я сам увижусь с ним, да что вы так торопитесь? – примолвил он, – вы можете еще побыть у меня и поговорить». – «Никак невозможно нам продлить времени, ибо настал тот час, в которой мы должны быть у должности». – «Ну так прощайте». – заключил князь.

Великий Государь того же дня увидевшись с ним, спросил его: каковы показались ему офицеры? «Я их знаю, – ответствовал Князь; – но не знал только того, что ты их от прочих так отличаешь. Ушаков подлинно хорош, – продолжает он; а другой хотя может быть столь же верен, но мне показался он плоховат. – Нет, нет дядя, – перебил Государь, – не смотри на вид, он не хуже Ушакова исправить может всё, что ему ни поручи; одним словом, – заключил Государь, – я равно на них обоих положиться во всем могу; и ежели б я таких много у себя имел, то мог бы себя назвать совершенно счастливым». «Правда, ответствовал Князь, не все с равными родятся способностями; но добрых и способных не найдется много, когда не ослабевая примечать ты их будешь, и достойному воздавать достойное; и спасибо тебе, что ты о сем и заботишься.» [192]

История древняя и средняя показывают, что при всяких пирушках и празднествах приносились, так сказать, жертвы Бахусу; и сие древнее обыкновение не чуждо было и знашных домов и даже самих дворцов государей, как азиатских, так и европейских. Чаша Геркулесова обращалась в руках многих из них; Александру приписывают и самую преждевременную смерть его, выпитию сей чаши, для того только, что не хотел он уступить и в сей чести сему герою древности. [193]Кир Младший, желая доказать, что он большими обладает дарованиями, нежели старший брат его Артаксеркс Мнемон, между прочим хвалился и тем, что он больше него вынести может крепких напитков. Наш великий князь Владимир отверг предлагаемую ему магометанскую веру, между прочим и для того, что она запрещала употребление крепких напитков, говоря: у нас всякие веселия в подпитии бывают. Не чужд сего был и Генрих IV, тоже впрочем достойный Государь: «Если я люблю попить, – говаривал он, – то для того, чтобы развеселить дух».

Во время, в какое жил и наш Герой, также не могли похвалишься большим пред прежними временами воздержанием от излишнего употребления крепких напитков, особливо же о святках при славливаниях, известно, что при таких излишествах провинившиеся в чем-нибудь, вместо наказания, долженствовали выпивать пред другими больше. Князь-папа Зотов не редко таковые делал наказания; а одного из знатных отправил на тот свет.

Полковник Блеклой имел в Сенате тяжебное дело с помянутым Зотовым, Сенатор князь Яков Фёдорович Долгоруков, почитая на стороне первого сираведливость, уверил его, что дело решится в пользу его; и г-н Блеклой крайне положился на слово и справедливость сего Катона нашего; но сверх ожидания, соперник его был оправдан, а он обвинен; а как определение оное между прочими подписано было и князем сим, то полковник придя к нему, стал жаловаться ему на него же самого; и сей беспристрастный судия повторяет ему, что он действительно прав; но он должен был подписать, да и приказал ему непременно подать на сие решение Сената и на него самого апелляционную челобитную государю.

Полковник исполняет это; монарх спрашивает его, не принимая еще апелляцию: что значит сия бумага? – Челобитная на Сенат, – ответствует г-н Блеклой. – Но подписал ли определение Долгоруков? – вопрошает государь и услышав, что подписал, принял челобитную, прочел, велел принести к себе дело; рассмотрел, и найдя действительно его правым, призывает к себе Долгорукова, и спрашивает у него о сем деле. Тот ответствует, что Блеклой прав, а Зотов виноват. «Да как же ты подписал обвиняющее его определение? спрашивает его государь. Сильная рука Зотова превозмогла, говорит Князь; но ныне наступили святки, а он брата моего, по злобе на него, уже опоил, либо если б я обвинил его, была бы, может быть, и мне от него та же участь; а как ты, государь, заключает Князь, переделаешь и нас обвинишь, так не на кого будет ему и сердиться».

Правосудный однако же государь не был доволен сим извинением князя; он оправдав Блеклова, наложил на всех сенаторов знатный штраф, а князя оштрафовал пред другими вдвое, «из-за того, заключает государь сие решение свое, что он всех их умнее». [194]

Великий Государь прислал в Сенат указ о новом наборе рекрутов; а так как набор сей случился прежде обыкновенного, то когда прочтен был сей указ в Сенате, то князь Долгоруков с негодованием сказал: «Долго ли быть сим разорительным народу и государству наборам?» – и по обыкновению своему в таких случаях, положил оный под сукно. Исправлявший тогда должность обер-прокурора, гвардии майор Иван Ильич Дмитриев-Мамонов– Большой, и все Сенаторы, говорят ему: как он осмеливается остановить исполнение указа самодержца своего? «Я знаю что делаю», – ответствует тот. Тотчас доносят обо всех словах и действиях его Монарху: и может быть с прибавлением ещё.

Великий Государь, хотя и был уверен в ревности сего Сенатора, но не мог не прогневаться на него за такую дерзость; он призывает его к себе, и выговаривает ему за то с досадою. «Государь! – ответствовал Князь; – ты отец подданных своих, так, неужели не чувствуете вы скорби и разорения их от так частых наборов рекрутских? Неужели не трогают вас слезы, рыдание и вопль отцов, детей и жен сих бедных людей при разлуке с ними? Неужели не чувствуете, сколько рук отнимается от земледелия? Ежели бы хорошенько подумали о сем, то бы конечно сыскали средство, по крайней мере на сей раз, обойтись и без сего набора.

Сколь ни должна была показаться такая речь Монарху огорчительною, но он не мог однако же не тронуться ею, и без досады сказал ему: «Какое же средство сыскать можно, обойтись без рекрутов, когда они к наполнению полков необходимо нужны?» «А вот какое, – ответствует Князь: – ты знаешь, Государь, сколько поныне находится рекрутов в бегах и кроются от страха наказания в лесах, из которых многие вдались в воровство и разбои; попробуйте простить их всех за побеги, и уверьте их, что буде они добровольно от публикования указа явятся через полгода; или как изволишь назначить срок, то никакого как им, так и укрывающим их не будет наказания. Я надеюсь, – заключил Князь, – что их явится столько, сколько тебе ныне надобно».