Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Сей ревностнейший из слуг Петровых муж впал было однажды, хотя и неумышленно, в искушение, прогневавшее Государя о котором он однако же сожалел во всю свою жизнь.

Во время следствия, производившегося над князем Гагариным, который по богатству и знатности своей имел многих сильных защитников, и в числе их князя Меншикова, а через него и самую императрицу, когда сей виновный опасался паче других князя Долгорукова, яко судию неприступного ни к какому пристрастию, то приложены были всевозможные старания поколебать добродетель сего Катона.

Хотя же по строжайшему беспристрастию его никто не смел показаться к нему с подарками; замечено было однако, что он любил при покупке вещей, нужных ему, выторговывать в цене, и даже покупать и такие, какие хотя были ему и не надобны, но казались слишком дешевыми. С сей-то стороны покусились уловить его; что отчасти и удалось им: подкуплен был любимый его дворецкий, которой предложил князю, что Гагарин, имея крайнюю нужду в деньгах, между прочими вещами своими продает пребогатую Персидскую, или Китайскую, чего-де я доподлинно не знаю, палатку, за самый бесценок; она-де стоит по крайней мере пяти тысяч рублей (хотя в самом деле стоила и гораздо более), а просят за нее полторы тысячи; не прикажете ли, продолжает коварный дворецкий поторговать её? Может-де быть, возможно будет выторговать немало и из сей цены?

Князь, ни мало не подозревая дворецкого, которого любил, сказал ему: можно ли ее видеть? Не знаю сказал коварный, но постараюсь о том. На другой день, будто бы он старанием своим, чрез посредство пяти рублей, им на то издержанных; достал ее для показа князю; ему она весьма полюбилась; а особенно потому, что была дёшева; он поручил дворецкому сему её сторговать; тот через несколько будто бы дней, торгуя её, купил за тысячу рублей, и князь находкою сею так был доволен; что из оного родилось в нем большое сожаление о судимом князе Гагарине, и замечено было, что он после сего не так уже строго судил о его делах.

Известно, что никакие ходатайства за этого преступника, никакие пронырства и хитрости, не могли у правосудного государя защитить его, а прямого средства к спасению своему несчастный сей князь Гагарин или не знал, или не хотел употребить, то есть, признаться во всех своих преступлениях; сие одно могло бы спасти его: ибо истинное раскаяние в прогрешениях всегда склоняло монарха на милость. [201]

По совершении казни над сим несчастным [202], недоброжелатели князя Долгорукова внушили Государю, что он с казненного взял взятки, и именно, пребогатую такую-по палатку, которая-де и ныне у него в доме находится.

Можно себе представишь, сколь должен был раздражиться на него Государь почитавший всегда в нем бескорыстие и беспристрастие за непоколебимые добродетели. Он прилизывает его к себе, и с гневом говорит ему: правда ли, что ты с Гагарина взял взятки? Князь ответствует, что неправда, и что какой нибудь бездельник обнес его у его величества. Монарх уличает его палаткою оною. «Она мне не подарена, и никто не смел мне бы предложит о том со стороны Гагарина, – ответствует он; – а куплена дворецким моим за тысячу рублей и деньги те я сам выдал». Знаю я, сказал на сие монарх, что ты выдал тысячу рублей, но сия тысяча осталась у твоего плута-дворецкого, а ты за тысячу рублей имеешь такую палатку; которая стоит более 5000. да и повелел оную принести к себе; и поскольку она и в самом деле стоила несравненно больше заплаченных за нее денег, то Монарх сказал: «Можно ли за тысячу рублей купить ее? И ты ещё запираешься в бездельничестве своем?»

Пристыженный сим князь впервые поклялся пред монархом, что он отнюдь не почел сие за взятки, или за хитрость; и рассказав в точности все слова дворецкого своего, просил в умышленном сем преступлении своем прощения, и что он впредь никогда уже не впадёт в подобное искушение.

Дворецкий был о сем допрошен и признанием своим во всем оправдал князя. Он был наказан как бездельник и по просьбе князя, не хотевшего иметь уже у себя сего плута, сослан в ссылку. Монарх принял опального князя его в прежнюю свою милость, пригрозив однако же ему, что если он впредь что подобное сему учинит, то бы не пенял уже на него; «ибо-де я, – заключил государь, – ни для кого не нарушу правосудия».

После сего князь сей был столь осторожен, что никогда у дворян и у находившихся в службе не покупал ни чего, не доложась государю; а те, кои имели в Сенате, или в Коллегиях и Канцеляриях какие дела, не осмеливались и подобного уже покушения над ним сделать. [203]

Служба сего редких достоинств мужа началась при царе Алексее Михайловиче в 179 году [204](1673) стряпчим и в том же году пожалован стольником. При царе Федоре Алексеевиче был в Казанском разряде Воеводою, и велено ему было писаться Наместником Симбирским. При Петре Великом в 184, 190 и 191 годах, был Комнатным Стольником; в 197 был в Крымском походе; в 198 г. был в судном Московском приказе судьею; в 203 году был в Низовом и Азовском походах; в 205 г. присутствовал в Судном Приказе, и в том же году возложено на него было охранять границы со стороны Крыма, и он был пожалован Ближним Стольником и Воеводой с вичем [205], а потом Боярином, и в Азовском походе Сходным Товарищем боярина и главного воеводы Алексея Семеновича Шеина ; в 1700 году ему были поручены взятые у турок города. 18 февраля 1700 годаон был пожалован начальником Приказов Иноземческого и Рейтарского и Генералом-Комиссаром; в сем чине под Нарвою взят был Карлом XII, за данным от него словом, в полон. Каким образом избавился он из плена сего, то показано выше. Скончался он 24 июня 1720 года, после 49-летней службы, имея от рождения около 70 лет. Погребен он был в присутствии государя в Петербурге; он был тогда тайным советником, сенатором и Ревизион-Коллегии президентом, он женат был на двух женах, из коих первая из роду Наумовых, Ульяна; вторая из роду князей Черкасских Ирина: от первой имел дочь княжну Анну, бывшую за флота поручиком Алексеем Петровичем Шереметевым, от второй дочь же, которая на пятом году жизни своей скончалась.

Сей великий муж имел пословицы:

Петр Великий, истинный ценитель достоинств, внимал его противоречиям, смешанным с грубостью, свойственною сему князю, и всегда обращал оные в пользу государственную. Имя сего добродетельного мужа и твердость его никогда не будут забвенны; но сколько он тем обращает к себе почтения, столько приумножает оного и Герою нашему, доверннностью своею к нему доказавшему, сколько он ненавидел лесть.