Иван Тургенев - Новь

- Марианна? - шепнул он.

- Я! - послышался тихий отзыв из-под нависшего платка.

- Сюда, за мной, - отвечал Нежданов, неловко хватая ее за голую руку с узелком.

Она пожималась, как бы чувствуя озноб. Он подвел ее к телеге, разбудил мужичка. Тот проворно вскочил, тотчас перебрался на облучок, ввел свитку в рукава, подхватил веревочные вожжи... Лошади зашевелились; он их осторожно отпрукнул охриплым от крепкого сна голосом. Нежданов посадил Марианну на тележный переплет, подостлав сперва свой плащ; окутал ей ноги одеялом - сено на дне было волжко, - уместился возле нее и, нагнувшись к мужику, тихо сказал: "Пошел, куда знаешь". Мужичок задергал вожжами, лошади выбрались из опушки, фыркая и ежась, и, подпрыгивая и постукивая узкими, старыми колесами, покатилась телега по дороге. Нежданов придерживал одной рукой стан Марианны; она приподняла платок своими холодными пальцами - и, обернувшись к нему лицом и улыбаясь, промолвила:

- Как славно свежо, Алеша!

- Да, - отвечал мужичок, - роса будет сильная! Так была уже сильна роса, что втулки тележных колес, цепляясь за верхушки высоких придорожных былинок, сбивали с них целые гроздья тончайших водяных брызг - и зелень травы казалась сизо-серой. Марианна опять пожалась от холода.

- Свежо, свежо, - повторила она веселым голосом. - И воля, Алеша, воля!

XXVII

Соломин выскочил к воротам фабрики, как только прибежали ему сказать, что какой-то господин с госпожой приехали в тележке и спрашивают его. Не поздоровавшись с своими гостями, а только кивнув им несколько раз головою, он тотчас приказал мужичку-кучеру въезжать на двор - и, направив его прямо к своему флигельку, ссадил с телеги Марианну. Нежданов спрыгнул вслед за нею. Соломин повел обоих через длинный и темный коридорчик да по узенькой кривой лесенке в заднюю часть флигелька, во второй этаж. Там он отворил низенькую дверь - и все трое вошли в небольшую, довольно опрятную комнатку с двумя окнами.

- Добро пожаловать! - проговорил Соломин с своей завсегдашней улыбкой, которая на этот раз казалась и шире и светлее обыкновенного. - Вот вам квартира. Эта комната да вот, рядом, еще другая. Неказисто, да ничего: жить можно. И глазеть здесь на вас будет некому. Тут, под окнами у вас - по уверению хозяина - цветник, а по-моему - огород; упирается он в стену, а направо да налево заборы. Тихое местечко! Ну, здравствуйте вторично, милая барышня, и вы, Нежданов, здравствуйте! Он пожал им обоим руки. Они стояли неподвижно, не раздеваясь, и с молчаливым, полуизумленным, полурадостным волнением глядели оба прямо перед собою.

- Ну что ж вы? - начал опять Соломин. - Разоблачайтесь! Какие с вами есть вещи?

Марианна показала узелок, который она все еще держала в руке.

- У меня вот только это.

- А у меня саквояж и мешок в телеге остались. Да вот я сейчас...

- Оставайтесь, оставайтесь. - Соломин отворил дверь. - Павел! - крикнул он в темноту лесенки, - сбегай, брат... Там вещи в телеге... принеси.

- Сейчас! - послышался голос вездесущего.

Соломин обратился к Марианне, которая сбросила с себя платок и начала расстегивать мантилью.

- И все удалось благополучно? - спросил он.

- Все... никто нас не увидел. Я оставила письмо господину Сипягину. Я, Василий Федотыч, оттого не взяла с собою ни платьев, ни белья, что так как вы нас посылать будете... (Марианна почему-то не решилась прибавить: в народ) ведь все равно то бы не годилось. А деньги у меня есть, чтобы купить, что будет нужно.

- Все это мы устроим впоследствии... а вот, - промолвил Соломин, указывая на входившего с неждановскими вещами Павла, - рекомендую вам моего лучшего здешнего друга: на него вы можете положиться вполне... как на самого меня. Ты Татьяне насчет самовара сказал? - прибавил он вполголоса.

- Сейчас будет, - ответил Павел, - и сливки и все.

- Татьяна - это его жена, - продолжал Соломин, - и такая же неизменная, как он. Пока вы сами... ну, там, привыкнете, что ли, - она вам, моя барышня, прислуживать будет.

Марианна бросила свою мантилью на стоявший в уголку кожаный диванчик.

- Зовите меня Марианной, Василий Федотыч, - я не хочу быть барышней! И прислужницы мне не надо... Я не для того ушла оттуда, чтобы иметь прислужниц. Не глядите на мое платье; у меня - там - другого не было. Это все надо будет переменить.

Платье это, из коричневого драдедама, было очень просто; но, сшитое петербургской портнихой, оно красиво прилегало к стану и к плечам Марианны и вообще имело вид модный.

- Ну не прислужница - так помощница, по-американски.

А чаю вы все-таки напейтесь. Теперь еще рано - да и вы оба, должно быть, устали.

Я теперь отправляюсь по фабричным делам; позднее мы опять увидимся. Что нужно будет - скажите Павлу или Татьяне.

Марианна быстро протянула ему обе руки.

- Чем нам отблагодарить вас, Василий Федотыч? - Она с умилением глядела на него.

Соломин тихонько погладил ей одну руку.

- Я бы сказал вам: не стоит благодарности... да это будет неправда. Лучше же я скажу вам, что ваша благодарность мне доставляет великое удовольствие. Вот мы и квиты. До свиданья! Павел, пойдем. Марианна и Нежданов остались одни.

Она бросилась к нему - и, глядя на него тем же взглядом, как на Соломина, только еще радостнее, еще умиленней и светлей:

- О мой друг! - проговорила она. - Мы начинаем новую жизнь... Наконец! наконец! Ты не поверишь, как эта бедная квартирка, в которой нам суждено прожить всего несколько дней, мне кажется любезна и мила в сравнении с теми ненавистными палатами! Скажи - ты рад?

Нежданов взял ее руки и прижал их к своей груди.

- Я счастлив, Марианна, тем, что я начинаю эту новую жизнь с тобою вместе! Ты будешь моей путеводной звездой, моей поддержкой, моим мужеством...

- Милый Алеша! Но постой - надо немножко почиститься и туалет свой привести в порядок. Я пойду в свою комнату... а ты - останься здесь. Я сию минуту... Марианна вышла в другую комнату, заперлась - и минуту спустя, отворив до половины дверь, высунула голову и проговорила:

- А какой Соломин славный!

Потом она опять заперлась - и послышался щелк ключа.

Нежданов подошел к окну, посмотрел на садик... Одна старая-престарая яблонь почему-то привлекла его особое внимание. Он встряхнулся, потянулся, раскрыл свой саквояж - и ничего оттуда не вынул; он задумался... Через четверть часа вернулась и Марианна с оживленным, свежевымытым лицом, вся веселая и подвижная; а несколько мгновений спустя появилась Павлова жена, Татьяна, с самоваром, чайным прибором, булками, сливками.

В противоположность своему цыганообразному мужу, это была настоящая русская женщина, дородная, русая, простоволосая, с широкой косой, туго завернутой около рогового гребня, с крупными, но приятными чертами лица, с очень добрыми серыми глазами. Одета она была в опрятное, хоть и полинялое, ситцевое платье; руки у ней были чистые и красивые, хоть и большие. Она спокойно поклонилась, произнесла твердым, отчетливым выговором, безо всякой певучести: "Здравы будете", - и принялась устанавливать самовар, чашки и т. д.