Моисей Винокур - Голаны

С кризой наш Саадия так и не расстался, но уже совсем по другой причине. Быстро смекнул Саадия, что поймавший кризу в Сионе, может считать себя счастливым человеком. Избранником судьбы может считать себя, да!

Зазывают как-то Саадию к военному коменданту.

- Давай, - говорят, - оформим в войско.

- Нет! - говорит Саадия.

- Как "нет"? - говорят. - Обязан.

- А у меня криза!

- Когда же пройдет твоя криза?

- Дайте мне чанс!

Или вот, к примеру, нудники из бюро социального обеспечения. Приставали. Ругали. Примерами глупыми запутывали.

- Посмотри, говорят, - дорогой Саадия. Все соседи твои уже полицейскими стали. Уважаемыми людьми стали, - говорят. - В мэрии служат чиновниками и инспекторами на базаре. Очень уважаемыми людьми стали соседи твои. Поголовно. Ты же на пособии сидишь и не хочешь стать уважаемым человеком.

- А у меня криза! - говорит Саадия. - Дайте мне чанс...

Ко времени нашего знакомства с семейством Хамами Саадия успел "нашмокать" Ауве пятерых детей.

Ко времени нашего знакомства оружейных дел мастер из Йемена превратился в известного в квартале Шаарим лекаря. Косметолога, можно сказать. Народного косметолога...

Приходили соплеменники во двор Саадии пожевать сочнозеленые листья гата, чтоб исчезли морщинки на хую. Приходили выпить стопочку арака и пососать табачного с придурью дыма из наргиле.

Все со спиралями длинных жестких волос впереди ушей и все, как один, в черных беретах бронетанковых войск Армии Обороны Израиля.

Мода у них такая. Мнение.

Красивые бабки зашибал Саадия за свою терапию. Очень красивые бабки!

Так говорил мне Саадия в вечер нашего знакомства.

- Красивые деньги и почет, - говорил Саадия. - И ты, сосед мой Муса, имеешь в глазах моих почет. Только машина твоя очень длинная. Как сороконожка, машина твоя, и в брюхе ее десять маленьких сороконожек.

- Ты прав, господин мой Саадия, - говорю я пожилому тайманцу, и мне не очень хочется толковать об этом.

- Машина твоя пьет твои соки, яа Муса, - говорит Саадия. - Не должен мужчина так рано вставать и так поздно работать.

Саадия берет коричневыми морщинистыми пальцами с желтыми ногтями щепотку листьев гата и запихивает за щеки, плотно набивая рот.

- Бери, яа Муса. Листочки от дерева жизни отведай, - угощает Саадия от своего изобилия. - Юсиф, - зовет кого-то, - принеси для русского арак.

- Я водку пью, - говорю я господину своему Саадии. - Исключительно водку.

- Плохо, - говорит господин мой Саадия. - Иноверцы могут пить водку. Она им не во вред, а у еврея от водки в мошонке всплывают яйца и высыхает мужская сила. У еврея яйца не должны плавать сверху...

"Да, - думаю, - тот еще "лепила" мне тюльку гонит. Скользкую тему бухтит мужик. Некрофилию. Где ж это видано, чтобы на трезвую голову живую бабу шмурыгать?" Но молчу. Я у него в гостях.

- Сколько детей у тебя, господин мой Саадия? - ухожу я от нездоровой темы и думаю: "На хрен я вообще сюда приперся? В растительный мир и фольклор?"

- Два сына у меня, яа Муса, два леопарда! Самцы! - говорит Саадия, и зубы его процеживают зеленую жижу наркотика. - Иосиф и Биньямин.

Я гляжу, как по двору бродят три полураздетые бабенки в папильотках. Чернокожее голодное мясо выпрыгивает из допустимого приличием.

- ?

- Дети Аувы, - отвечает господин мой Саадия презрительно. - Бзаз!

К нам, сидящим за столом в тени дерева гуява, подходит высокий широкоплечий парень. Открытая хорошая морда. Улыбается по-доброму. Сабра, а наглости придурочной, вседозволенности - нет. Сколько их у нас в народе лиц, осененных Господом!!! Исключительно в боевых частях получают в награду солдаты такие лица. Только в Сионе.

Вспоминаешь службу свою в береговых частях Черноморского флота. Урки в погонах. Ссученные. Только и мечтали: что бы где спиздить и пропить. Самогон. Одеколон "Бузок". Порошок зубной разводили. Анашу смолили и кодеином двигались. А рожи у всех - монголоиды!

Лучший полк Черноморского флота...

Теперь-то, оглядываясь издалека, вижу, что служил я в полку "кризионеров".

Только "шанс" мы не просили. Обходились гауптвахтами. Да нам бы "шанс" и не дали.

Вот и пришло время послать подальше господина моего Саадию, косметолога, и полк мой приблатненный, и рассказать вам о моем друге Иосифе Хамами. Родственнике моем духовном и "крестном отце" сына моего Йегонатана-Залмана.

Убивался я, братья мои, голову ломал, с ума сходил, а придумать сыну имя достойное не мог.

"Фьюзы" сгорали, а придумать сыну имя достойное не мог. Даже в Новом завете имя достойное сыну искал - и хоть ты тресни!

Как назвать сына в честь отца моего, если отца звали Зяма? Как?

Родился я в Комсомольске-на-Амуре. Назвали меня Моисей Зямович. Самое обычное имя и отчество. И место рождения. Кому-то могла прийти в голову насмешка? У кого-то возникали сомнения: как жить ребенку с таким именем? Нет! Родился Моисеем Зямовичем - живи себе Моисеем Зямовичем.

А вот попробуйте в Сионе выжить с именем Зяма! Когда кругом Игалы и Алоны! Вы меня понимаете?

Сижу один в квартире в квартале Шаарим. Пью водку. Жена, Маргарита Фишелевна, в больнице имени Фани Каплан. В родильном отделении. Двухэтажный трейлер мой, что новые машины перевозит, на пустыре за окном валяется. Не до него. Вдруг - звонок и стук в дверь. Сижу и недоумеваю, кто ко мне, сироте, может ломиться на исходе субботы? Кто? Мусора, кто же еще?...

"Ох, - думаю, - как я вас ненавижу! Даже еврейский мент - это Мент. Выблядки Каина!"

- Заходите, кричу. - Заходите, бензонаим...

И надо же - Йоська заходит. Иосиф Хамами. Старший сын косметолога.

- Ахалан, Юсуп! - встречаю я гостя нежданного и дорогого.

- Шалом, Моше, - говорит вежливый Иосиф. - Шабат шалом! Почему ты пьешь один, как собака?

- Сирота я, Йосенька, - отвечаю. - Чего уж там. Привык... И горе у меня, большое горе...

- Брось все и пошли ко мне, - говорит мне в ответ Иосиф. - Я помогу твоему горю.

Знаете, меня долго уговаривать не надо... Благословен Господь, что не сотворил меня женщиной...

Сидим мы с Йоськой под деревом гуява в полной тишине на исходе субботы. На столе орешки рассыпаны, фрукты, фистук-халаби, изюм.

- Знаешь, - говорю, - брат мой Юсуп, женщины в России называли меня Изюмовичем. Прямо так запросто говорили: "Что это ты, Изюмович, зарапортовался и величайшую заповедь забыл - не прешь и не рвешь?!"

- Я помогу твоему горю, - говорит Йоська. - Какое у тебя горе?

- Со дня на день сын у меня родится, а имени нет.

- Хамор, - говорит вежливый Юсуп. - Откуда ты знаешь, что у тебя будет сын?

Смотрю я на Йоську, и смеяться мне в лицо его хочется. Хоть и роскошная рожа у Йоськи. У Йоськи две девчонки в активе, а у меня сын в России, Эфраим, техникум электромеханический закончил. Может быть, в Афганистане лютует сейчас - как знать? Платит мой первенец Советам таможенные сборы. Вырос зверенышем без отца...