Олег Блоцкий - Наставник

Водитель искоса бросал взгляды на веселящегося старшего, подхалимски ухмылялся и еще напористее разгонял машины вокруг себя.

"Зачем? - думал лейтенант. - Зачем? Ведь задавят кого-нибудь. Тех же детей. Почему он всех так ненавидит?"

Впрочем, вопрос этот был глупым. Не его ли, лейтенанта, начинали учить ненавидеть афганцев с первых шагов по этой незнакомой, пестрой стране? Все наставления, споры и рассуждения всегда заканчивались одним: здесь все враги, а поэтому их надо убивать.

И хоть прилюдно, особенно на общих офицерских собраниях, говорилось о дружбе и братской помощи, на деле происходило все наоборот: непокорные кишлаки сжигались, окрестные посевы тоже, а виноградники выкорчевывались гусеницами танков.

Больше всего поразило лейтенанта в Афганистане то, что люди совершенно не понимали всей безысходности подобной войны. Озлобленные потерями и упорством афганцев, советские войска стремились их добить, раскромсать, доломать и поставить на колени.

Но разве может склонить голову человек, у которого разрушили дом и убили родных?

Лейтенант частенько задавал себе этот вопрос, представляя, что именно у него чужаки исковеркали жизнь. Даже в самых кошмарных мыслях невозможно было вообразить, что он лишился отчего дома, что не будет больше никогда родителей и что он никогда не выпьет такого вкусного компота, который мама старательно будет все подливать и подливать в чашку, как когда-то в детстве.

"Разве афганцы не люди? Разве они не так же болеют, страдают или плачут? Неужели у каждого в мире своя зубная боль? - думал лейтенант. - И неужели другие родители любят своих детей меньше, чем мои меня? Наверное, одинаково. А как по-другому? Ведь все мы люди", - приходил к выводу лейтенант, но мыслями такими ни с кем не делился.

Многие из его окружения ненавидели и презирали войну, но только не себя на ней. А лейтенант, проникаясь все большим отвращением к массовым убийствам артиллерией и авиацией людей, презирал еще и себя - за вынужденное соучастие.

Сейчас он снова был свидетелем наглости и пренебрежения к тем, чьей родиной является эта земля. Лейтенант краснел и отворачивался в сторону. Майор испытывал противоположные чувства.

- Посмотри, посмотри, десантура! - он возбужденно хватал за рукав лейтенанта. - Дом тот видишь? Тот, угловой. Окно справа, вверху, усекаешь? Так вот, во время восстания там пулемет стоял. Подавили гада. Ох, как мы бачей тогда крошили: самолеты на бреющем; танки в упор лупят. Бачи - кто куда, а потом оклемались и гадить исподтишка начали. Но мы им показали, орал майор, размахивая автоматом так, что прохожие бросались врассыпную. Еще как показали! Лупили и в хвост, и в гриву. Только яйца трещали...

"Когда все это закончится?" - с тоской думал лейтенант, которому казалось, что еще немного и произойдет какое-нибудь непоправимое несчастье.

Но через некоторое время бронетранспортер остановился на углу пересыльного пункта. Лейтенант быстро спрыгнул с машины.

- Пока, десантура, мы на пересылку, а потом обратно. Если что, так с нами! - закричал майор, протягивая руку.

"Ни за что! - подумал лейтенант. - В следующий раз лучше пешком!"

"Мягковат парень. Не жилец. Скоро убьют" - без сожаления определил напоследок наметанным взглядом майор.