Олег Блоцкий - Наставник

Олег Блоцкий

Наставник

- Лейтенант! Лейтенант! - крикнул майор с бронетранспортера, который уткнулся на мгновение острым носом в стальной трос, натянутый меж столбов контрольно-пропускного пункта. - Куда, десантура?

Парень в выгоревшей куртке, сидевший на большом белом валуне чуть поодаль от распахнутых ворот, поднял голову и, не надеясь на успех, а лишь потому, что спрашивал старший по званию и надлежало ответить, произнес:

- Аэродром.

- Сто третья?

Подбородок лейтенанта уткнулся в грудь.

- Садись. По дороге.

Лейтенант схватил автомат и вскарабкался на бронетранспортер.

- Давай поближе! - весело закричал майор. Углы воротника на его куртке топорщились в разные стороны. На них - темно-зелеными пятнышками эмблемы воздушно-десантных войск.

- Седушку лейтенанту! - гаркнул майор в люк, куда свешивались его ноги.

Тотчас сбоку от них выползла черная жесткая солдатская подушка: залоснившаяся и в пятнах. Лейтенант примостился около майора, хватаясь одной рукой за ствол пулемета, поднявшего тупое широкогорлое рыло вверх.

- Обор-р-р-роты! - заорал майор.

Офицеры откинулись назад. Большая темно-зеленая машина покатилась вниз. С пригорка хорошо был виден Музей вооруженных сил Афганистана, где за оградой под открытым небом стояли устаревшие модификации боевых советских машин и артиллерийских орудий.

- Видал, че делают, зеленые? - захохотал майор, тыкая пальцем влево. Вояки хреновы, мать их так. Воевать не могут, а тоже - му-зей. Толовые шашки им в задницы, а не танки. Мы им технику, а они ее духам по договоренности загоняют.

Бронетранспортер повернул направо.

- Оружие приготовь! На предохранитель не ставь! - озабоченно скомандовал старший и передернул затвор, лихо упирая приклад автомата в правое бедро.

Офицер был пьян, и лейтенант это заметил только сейчас.

- К бою готов? - спросил нервно майор.

- Готов, - недоуменно ответил попутчик, абсолютно не представляя, от кого ему предстоит отбиваться. Лейтенант ни разу не слышал, чтобы на советских нападали прямо у штаба армии, тем более днем. Если и были стычки, то происходили они на окраинах города и ночью.

- Молоток, лейтенант! Обор-р-р-роты, чадо!

Бронетранспортер загудел, затрясся и помчался по широкой дороге к центру афганской столицы.

На Кабул опустился мягкий вечер. Жара сменялась прохладой, скатывающейся с гор, которые все отчетливее вырисовывались на фоне пока еще светлого неба. Край остывающего солнца вспарывали острые горные хребты.

Проспект Дар-уль-Аман был свободен от машин. Советский бронетранспортер ехал быстро. Ветерок приятно овевал лица.

Справа мелькнуло посольство, которое обносили вторым бетонным забором. Перед зданием с красным полотнищем на флагштоке две боевые машины пехоты, настороженно развернувшие башни в разные стороны.

- Ублюдки, в штаны наложили! - крикнул майор и плюнул в сторону посольства. - Мы их охраняй, а они бабки лопатой гребут. На войну бы, козлов! Сразу бы все прорубили! Че молчишь, лейтенант? Верно, нет?

Лейтенант неопределенно кивнул головой. Разговаривать не хотелось. Майор все больше и больше раздражал.

- Сколько в Афгане, немой?

Лейтенант показал четыре растопыренных пальца. На них смотрело покрасневшее лицо.

- А я...

Бронетранспортер качнуло, и майор едва не вылетел на дорогу. Лишь в последнее мгновение он уцепился за крышку люка.

- Твою мать, чадо! - заорал старший, меняясь в лице, и железным прикладом автомата двинул механика-водителя по торчащей из люка голове. Зашкалю падлу! С бэтээра сниму! В цепи ходить будешь. Пешком, харя!

- А я двадцать девять! Сечешь? - майор подвинулся к спутнику, укладывая автомат на колени так, что ствол уперся в живот лейтенанту. По телу моментально пробежала дрожь, а спина непроизвольно начала вжиматься в жесткую сталь башни.

- Вторая ходка, говорю. Первый раз - двадцать три месяца тарабанил. В "полтиннике". С полтинника сам? Во! Сейчас в пятьдесят седьмом! Домой вернулся - водку жрал цистернами. Пиво - составами. Алитус все-таки. Прибалтика! У нас в городе пива, как у вас воды. Бабы верещали! - хохотал майор, держа одной рукой автомат, а другой время от времени ударяя по плечу лейтенанта.

Тот ни на секунду не спускал глаз с черного зловещего ствола и ужом извивался на подушке, совершенно не слушая майора.

- Слышь! А потом... Да че ты дергаешься? Слышь! Все, думаю. Пора обратно. Не додавил я гадюк этих, бачей херовых. Аж руки зачесались. Ты куда, твою мать, чадо? Через центр давай, напрямки! Дорогу знаешь? Шаришь, бача! Десантура по задворкам не шляется! Дорогу черноте не уступать! Перекрестки проходить на полных обор-р-р-ротах! Свернешь - всю жизнь на лекарства работать будешь! Вперед, чадо!

Бронетранспортер повернул направо. Слева остался огромный разноцветный портрет неизвестного лейтенанту афганца в военной форме, установленный на фасаде дома, в который упирался проспект.

Дорога стала оживленнее: желто-белые такси, "тойоты", старые, дребезжащие и чуть ли не разваливающиеся на ходу "форды". Зеленая хищная машина упорно неслась посреди дороги. Вокруг нее моментально образовывалось мертвое пространство.

Мягкая голубоватая дымка наполняла улицу и щекотала ноздри. Жаровни были установлены перед распахнутыми дверьми. Тротуары кишели людьми. Пестрые краски одежд, причудливые цветные надписи-загогулинки над небольшими магазинчиками и кое-где вспыхнувшие в их витринах лампочки делали город праздничным, а дымка, текущая от шашлычных, наполняла душу покоем.

Именно этот запах, который в сумерках из города вплывал в дивизию, особенно щемил сердце лейтенанту. Вспоминались осенние угасающие дни дома, листва, шуршащая и разбрасываемая в стороны ногами, костры, горящие в бесчисленных огородах и огородиках "частного сектора".

По вечерам в Кабуле особенно остро пахло домом и неудержимо тянуло в родной южный городишко, лежащий почти у устья реки, впадающей в Черное море.

Частенько в сумерках, обходя караулы, шагая от одного поста к другому, улавливая запах горящих хвороста и до ломкости высушенных солнцем листьев, думал лейтенант о своем доме, где родители еще не спят, потому что разница между Кабулом и его городом - полтора часа, силясь представить, чем они сейчас заняты.

"Наверное, закатывают компоты, - гадал лейтенант, - и консервируют разное другое объедение. Теперь к его приезду банок будет целая кладовка. И больше всего - компотов из персиков. Сами к ним не притронутся. Это уж точно", - думал лейтенант.

А может, они закончили хлопоты на влажной, наполненной паром кухне, и отец, сложив газеты аккуратной стопкой рядом, тщательно изучает каждую страницу, выискивая и подчеркивая на них крошечные заметки об Афганистане, чтобы потом непременно дать прочесть маме, которая в это время, как обычно, пишет ему письмо.