Николай Богданов - О смелых и умелых (Избранное)

Глаша повернула было обратно, но веселая, шумная толпа студентов, курсисток, гимназистов, вырвавшаяся из переулка, подхватила ее и понесла с собой.

Красные щеки, красные банты, красные ленты. Обрывки песен, громкий смех. Не успела Глаша оглянуться, как бойкие руки уже нацепили ей на шляпку алую ленту, а на ошейники Титиль и Митиль красные банты.

- Ура представителям собачьего сословия! - крикнул какой-то толстощекий гимназист.

Раздались аплодисменты.

Собачки испугались, вырвались - и в переулок. Глаша за ними. И тут их чуть не раздавил фыркающий автомобиль, промчавшийся мимо. Титиль и Митиль нырнули в подворотню, в проходной двор, в какие-то ворота, пробежали закоулками и выбежали к Манежу. Еле-еле успела Глаша их перехватить, на руки взять. И тут Глашу снова подхватил, понес людской поток. И вскоре с таксами на руках она будто выплыла к Охотному ряду.

Охотный ряд не торговал в этот день. На ступенях подъездов богатых домов, у входов в магазины и рестораны стеной стояли дворники, а за ними толпились господа в меховых шапках и длиннополых шубах. Одни улыбались, другие хмурились.

Глаша метнулась туда, сюда и наконец взобралась на ступени какого-то высокого крыльца. Отсюда видна была Воскресенская площадь, колыхавшаяся словно море. На гребнях волн его курчавились серые барашки военных папах. И над этим взволнованным народным морем возвышались на фонарных столбах ораторы и кричали:

- Да здравствует свобода!

- Долой войну!

- Долой царизм!

- Мира и хлеба!

Глаша крепче прижала собачек...

У высокого крыльца Думы раздались какие-то крики. На балкон вышли чиновники - народ успокоить.

И страшно Глаше, и любопытно. Она вдруг увидела за железными воротами какого-то двора затаившихся конных городовых.

От конских морд пар идет. Лошади копытами бьют, ходу просят. Что будет, как выскочат? Недаром, видно, Лукаша ее предупреждал.

ДОНЦЫ-МОЛОДЦЫ

Когда в особняк генерала Мрозовского явились делегаты богатой и знатной Москвы, Лукаша несколько растерялся, помогая им снимать шубы. Он хорошо помнил, что князей надо называть "Ваше сиятельство", графов - "Ваша светлость", дворян - "Ваше благородие", купцов - "Ваше степенство", но различить среди прибывших, кто есть кто, не мог. Узнал лишь городского голову Челнокова, который явился с золотой цепью на шее.

Генерал Мрозовский принял деятелей Городской думы стоя, сверкая крестами и звездами парадного мундира, всем своим видом показывая стойкость и непоколебимость. И, прежде чем делегаты успели к нему обратиться, сам напустился на них:

- Господа, я должен предъявить вам неудовольствие государя по поводу несоблюдения порядка, должного быть в Москве. А вы являетесь ко мне с какими-то претензиями. Да знаете ли вы, что по законам военного времени я могу вас... Я часовой, поставленный государем охранять Москву - колыбель династии. И мой священный долг...

- Да не пришпоривайте вы дохлую лошадь, господин генерал! - перебил его какой-то барин со злым лицом. - Лучше подчинитесь Временному правительству, как это сделали генералы Рузский и Брусилов!

- За такие слова я могу вас арестовать, господин Рябушинский. Вы не читали моего приказа о введении в Москве военного положения. Вот, прочтите, - генерал протянул подписанную им бумагу.

- Употребите бумагу с приказом иначе, господин генерал.

- Не нужно упрямиться! - морщился, как от зубной боли, городской голова. - В Петербурге удалось предотвратить приход к власти черни и взбунтовавшейся солдатни только тем, что Дума сформировала Временное правительство и командиры быстро привели войска присягнуть ему. Романовы ненавистны всем. Одно упоминание о Романовых вызывает ярость народа. Помогите спасти Москву от революции. Подчините ваши войска Городской думе.

- Нет-с, господа! Пока жив помазанник божий Николай Второй, я не позволю организовать в Москве какие-либо самозваные органы власти.

- Да они сами организуются, генерал! На фабриках и заводах уже выбраны делегаты в Советы. Тысячные толпы рабочих выходят на улицы, чтобы водворить Советы на наше место.

- А у меня сто тысяч вооруженных...

- Кукиш у вас в кармане, а не сто тысяч! - дерзко прервал его Рябушинский.

- Решайтесь, генерал. Медлить опасно. Не то обойдемся без вас. Все бывшие министры арестованы, - наступал городской голова Челноков.

- Но государь, насколько мне известно, возвращается в ставку... к войскам! А затем в Москву!

- Вы позвоните в ставку. Там вот скажут истинное положение! Царь уже не царь, а полковник Романов!

- Оставим спор. Подымите, господа, пока я на минуту отлучусь. Сигар господам! - приказал Мрозовский, вызвав Лукашу.

- Сигар нет-с... - изогнулся Лукаша.

- Немедленно за сигарами! В магазин офицерского общества!

И Лукаша помчался, застегивая на ходу длиннополую шинель. А Мрозовский прошел в аппаратную и приказал вызвать ставку. Пока телеграфисты налаживали связь, генерал позвонил начальнику жандармерии его на месте не оказалось. Позвонил генералу Шебеко - и градоначальника не было.

В ставке к проводу подошел генерал Алексеев, начальник штаба.

- Где государь? Что с ним? - спросил Мрозовский.

- Поезд государя, задержанный мятежниками, пробивается назад в Могилев, - ответил Алексеев.

- Поддерживаете ли вы решения Рузского и Брусилова?

- Все зависит от государя. Я в его воле, - уклончиво ответил Алексеев.

- Подтверждаю: ждем императора в Москву. Кремль подготовлен. Где ваши казаки?

- Дивизия кубанцев движется в эшелонах. Первые полки миновали Смоленск. Один уже в Вязьме. Донцы, расположенные в Калуге, продвигаются своим ходом. Должны быть в Серпухове, передовые уже в Подольске.

Узнав такое, генерал чуть не пустился в пляс.

- Ах, донцы-молодцы! Ах, донцы-молодцы! - приговаривал он.

- Доложите, что связь задерживается, и займите господ делегатов как-нибудь... Ну дайте еще кофе им... Пусть подождут. Придут донцы, первыми этих господ повешу! Да вызовите караул. Немедленно. И всех под арест! - приказал он адъютанту.

...Лукаша мчался по Воздвиженке, когда навстречу ему вышла толпа: студенты и курсистки медицинского факультета. Красные ленты, красные банты, красные флаги, плакаты.

"Долой самодержавие!" - прочитал Лукаша на одном полотнище. И не успел ужаснуться, как две бойкие курсистки с сияющими глазами подхватили его под руки.

- К нам! К нам, душка военный!

- В наши ряды! Мы вас расцелуем, милый!

И ловкие руки прикололи ему к груди красный бант.

- Смотрите, какой с нами офицерик! Чудо!

Лукаше польстило, что его приняли за офицера, но он, не желая шагать в толпе бунтовщиков, решил освободиться от барышень: генерал Мрозовский шутить не любит!

Но тут послышался цокот копыт, и курсистки повисли на его руках.