Ирина Борисова - Разве бывают такие груши (рассказы)

И делаются не нужны люди - никуда, конечно, не денешься от докуки с родственниками - хорошо если бы все они поуезжали куда-нибудь подальше, - но совсем уже не вписываются праздные излияния друзей - содержимое их душ не нужно винтику хорошо отлаженного механизма.

И в этой ежедневной путанице, в этом возвратно-поступательном движении от одного этапа к другому уже так редко вспоминаются черно-белые вечера после тусклых детерминированных дней, старый письменный стол, отрешенность в стремлении перевести неуловимое в слова, бескорыстное ликование при удаче.

Ящик давно закрыт, а ключ выкинут, неведомая сила несет прочь, пока не ясно куда. Будь здоров, приноси чистогана побольше, мой монстрик, мое сегодня!

1995

Я слушаю...

Они говорят, я слушаю, слушаю, слушаю... Они говорят мне, как они живут, какие у них планы, мечты и настроения. Они рассказывают мне о своих детях, родителях и друзьях, о том, как живут их дети, родители и друзья, и какое у всех у них настроение. Они рассказывают мне также о каких-то и вовсе неизвестных мне людях, и я слушаю о планах, мечтах и настроениях тех людей, и мне кажется, что мир перенаселен и перенасыщен эмоциями, а я, как специальный компьютер или громоотвод, должна обеспечивать отток этого переизбытка, не то они все лопнут от переполнения или посходят с ума, и никто не интересуется, что происходит при этом с моей головою.

Они не дают мне покоя, звонят мне по пустякам, делятся, что потеряли перстень или просят измерить телевизор по диагонали, чтобы решить, полезет ли такой телевизор в их мебельную стенку. Они долго консультируются и жалуются, и я опять терпеливо слушаю их, и только, наконец, с облегчением вздохну, закончив разговор, как они опять перезванивают, чтобы сообщить мне, что нашли, наконец, свой перстень в морозильнике в коробке из-под фрикаделек.

Они делятся со мной сокровенным и тайным. Они рассказывают историю своей запретной любви, историю метаний между чувством долга и страстью, не забывая подробно описывать, что происходит при этом с их ЭГО, и я слушаю про их ЭГО с особенным уважением, потому что не уверена, имеется ли, вообще, подобная вещь у меня.

Они любят говорить со мной о своих финансовых проблемах, о том, как трудно заработать столько, сколько необходимо, как трудно бороться с налогами, обстоятельствами и долгами, и я снова сочувственно слушаю их, киваю, с пониманием относясь к их проблемам, обстоятельствам и долгам, забывая при этом, какую внушительную сумму они уже задолжали мне.

Иногда, редко, мне тоже захочется поделиться с ними, и, улучив момент, когда, задумавшись о своем, они ненадолго замолчат, я открываю было рот, чтобы тоже рассказать им о сокровенном. Но, едва начав, я сразу же замечаю, как скучнеют при этом их лица, как тускнеют глаза, с каким нетерпением они ждут паузы, чтобы вклиниться и продолжить прерванную тему, и, не в силах наблюдать их мучения, я сконфуженно замолкаю, и обычный механизм "они говорят - я слушаю" запускается вновь.

А когда мне станет уж совсем невмоготу, когда я смертельно устану от своей сумасшедшей жизни и от всей этой вливающейся в меня непрерывным потоком информации, когда потребность тоже излить душу сделается непреодолимой, я возьму чистый лист бумаги, напишу на нем, как я живу, какие у меня планы, мечты и настроение, опишу все пустяки, а также все сокровенное и тайное, что происходит со мной, опишу финансовые проблемы, неполученные долги и сложные обстоятельства, положу этот лист в конверт, напишу на конверте выдуманный, несуществующий адрес, а адрес отправителя пропущу, и, заклеив письмо, брошу его в почтовый ящик.

И, вообразив, как оно будет гулять по свету, я вздохну, улыбнусь, и очень скоро буду опять готова всех слушать.

1998