Александр Браудо - Очерки и воспоминания

В 1907 г. все они трое, а Лопухин более их всех понимали, что я занят разоблачением провокации в центре партии с. р. Лопухин, по-видимому, в то время большого значения не придавал разоблачению лично Азефа, которого, как агента департамента полиции, он знал прекрасно. Когда я был уже в положении полулегального и жил в Финляндии, не решаясь приезжать в Петербург, я в конце декабря 1907 г. вызвал туда как своего знакомого, Лопухина и сообщил ему, что я еду заграницу и там приступлю к разоблачение важного эсеровского провокатора. Лопухин тогда, видимо, не хотел идти мне навстречу и как-то неожиданно прервал нашу беседу. Он сказал, что скоро приедет заграницу, и там мы сможем побеседовать на свободе.

Но заграницей целые полгода я не мог дождаться Лопухина. Он туда приехал только летом 1908 г. Его письмо ко мне почему-то до меня не дошло, и Лопухин должен был уезжать в Poccию. В это время Браудо был заграницей у Лопухина. Знал ли он о моих обвинениях против Азефа, - я не знаю. Но он хорошо знал вообще о моих разоблачениях провокации и прекрасно понимал важность моей встречи заграницей с Лопухиным.

По собственной инициативе он решил устроить нашу встречу. Делал это он только потому, что считал это нужным сделать в общих интересах, а не потому, что это ему надо было или этого требовал от него Лопухин или я.

{95} В августе 1908 г. в Париже на мою квартиру эмигранта, который несомненно находился под бдительным надзором русской полиции, неожиданно явился Браудо. Он, конечно, понимал опасность этого визита ко мне для него, находящегося на правительственной службе. Он меня ни о чем не расспрашивал, и мы вообще говорили на общие темы. Но он только как будто мимоходом сообщил мне адрес Лопухина и указал точно день, когда он уезжает в Poccию, и когда у него будет пересадка в Кельне на поезд, идущий в Берлин. Я понял, что ему ясна важность для меня этого сообщения. Я поблагодарил его за сообщение, но мы не говорили, почему для меня встреча с Лопухиным так важна.

Через несколько дней я был в Кельне и стал осматривать все поезда, на которых мог приехать Лопухин. И, действительно, в одном из этих поездов я встретил Лопухина, и мы вместе доехали до Берлина. Дорогой у меня произошел с Лопухиным очень важный разговор об Азефе. То, что было дальше, - известно. Но тут был один эпизод, о котором до сих пор не рассказывал никто из тех, кто мог бы рассказать.

В октябре 1908 г. в Париже был суд надо мной по обвинению Азефа в провокации. По настоянию судей, П. А. Кропоткина, Г. А. Лопатина и В. Н. Фигнер, мне пришлось рассказать о моем разговоре с Лопухиным. Мои обвинители настаивали на том, что Лопухин был подослан ко мне, что он сознательно оклеветал Азефа, и мне сообщили, что в Петербурге будет послан специальный представитель с. р. для допроса Лопухина.

С. р. были убеждены, что в Петербурге они докажут провокацию Лопухина. Я понял, какая туча сбирается над головой Лопухина в случай какой-либо ошибки с. р. при расследовании. Член Центр. Ком. с. р. должен был немедленно выехать в Петербург. Я считал нужным предупредить Лопухина, что его имя делается, помимо моей воли, связанным с разоблачением Азефа и может дойти до департамента полиции. У меня не было никакой возможности снестись непосредственно с Лопухиным.

Я тогда написал письмо прямо в Петербургскую Публичную Библиотеку. Во внутреннем конверте была моя записка с просьбой передать это письмо, подписанное вымышленным именем, библиотекарю А. И. Браудо, а в письме к нему я уже от своего имени писал очень сухо, что буду очень благодарен, {96} если он лично передаст мое письмо нашему общему знакомому Лопухину, адреса которого я, к сожалению, якобы не знал. А. И. Браудо исполнил мою просьбу, и Лопухин был вовремя предупрежден. Тем же путем я потом успел написать еще два письма к Лопухину до его ареста. Одно из них, третье, Лопухин нарочно сохранил и во время известного обыска, сделанного жандармами у него, он передал им мое письмо и сказал: - "Это письмо от Бурцева. Это самое интересное для вас. У меня более ничего интересного для вас нет".

Мне не нужно комментировать, какую услугу оказал мне А. И. Браудо, устроив в Кельне мое свидание с Лопухиным, уезжавшим в Poccию. Большую услугу он нам оказал и передачей моих трех писем Лопухину.

Во всей истории с моими письмами Лопухину имя А. И. Браудо нигде никем не было упомянуто.

В 1909 г. Лопухин, после знаменитого своего процесса, был с лишением прав сослан в Восточную Сибирь, а в 1912 г., когда и правительству было ясно, что представлял собою Азеф, Лопухин был возвращен из Сибири, восстановлен в правах и жил в Петербурге.

В сентябре 1914 г. я, добровольно возвращавшийся в Poccию во время войны, был тоже арестован. После суда я с лишением прав был сослан в Восточную Сибирь, в Туруханский край, - кстати сказать - в то село, где я встретил среди ссыльных Свердлова и Сталина. Потом туда же, когда я еще был в Сибири, был сослан и Каменев со всеми с. д. депутатами членами Гос. Думы.

В конце 1915 г. я тоже был амнистирован, восстановлен в правах и мог жить свободно в Петербурге.

Там, в Петербургской Публичной Библиотеке я встретил А. И. Браудо и сказал ему,

- Я вам очень благодарен за все ваши указания, которые вы мне в свое время сделали.

- Очень рад, если я мог быть вам полезным, - ответил он мне. Между нами не было и тогда произнесено ни имени Лопухина, ни имени Азефа.

Тогда же в Петербурге я встретился с Лопухиным. С ним мы говорили уже более подробно об Азефе. Много говорили и обо всем деле с его высылкой. Много мне {97} пришлось потом на эту тему говорить с Лопухиным и в Париже, в последние годы его жизни.

Во время этих бесед я понял, какую огромную роль в моем разоблачении Азефа сыграл А. И. Браудо. Понял и то, что А. И. все это делал по личной инициативе, потому что это нужно было для общего дела.

Сделав дело, он сам постарался остаться в тени.

Вл. Бурцев.

II.

(А. Аргунов)

Встречи мои с покойным А .И .Браудо были кратковременны.

Мы знали друг о друге давно, но встретиться пришлось спустя долгое время и в такую пору и в таких условиях, которые не располагали к частым встречам и долгим беседам. Я - глубоко ушедший в революционное подполье вперемежку с тюрьмой, с редкими вылазками из подполья на желанный вольный свет; он - каким-то образом сумевший удерживаться на легальном поприще, хотя и с постоянной угрозой провалиться в это же подполье.

В период, о котором идет речь (годы 1905-910), много интеллигентной публики было на таком полуподпольном, полулегальном положении. Особенно это наблюдалось в столицах, в кругах профессорских, литературных, адвокатских и пр.

А. И. Браудо был широко связан с этой средой, в особенности с той ее частью, которая не довольствовалась ролью наблюдателя, а активно реагировала на окружающую обстановку, будировала.