Александр Браудо - Очерки и воспоминания

Не доживем ли и мы - после переживаемого заката - до той зари, когда снова появятся в нашей среде люди типа Александра Браудо: - люди с благородным заветом - тихо, незаметно творить кругом добро, и невидимо бороться против насилия и несправедливости?..

Л. Брамсон.

{23}

МОИ СНОШЕНИЯ С А. И. БРАУДО

(П. Милюков)

Судьба свела меня довольно поздно с А. И. Браудо, и я не могу похвалиться особенно близкими отношениями с этим замечательным человеком. Его обычная сдержанность и какая-то прирожденная застенчивость, мешавшая ему открывать свой внутренний мир, не позволяла в сношениях с ним переходить через известную границу. Тем не менее, я могу сказать, что, познакомившись, мы как-то сразу нашли простой дружественный тон, который и не изменялся до самых последних наших встреч.

Вероятно, нашему быстрому сближению содействовала и та обстановка, в которой мы впервые встретились. Я - прирожденный москвич, и в Петербурге на жительство попал только после своего заграничного пребывания в Болгарии, т. е. в самом начале XX века. Скоро я попал в тюрьму, а эатем жительство в столице мне было запрещено. Я поселился недалеко от столицы, на станции Удельной, и здесь мы оказались соседями по даче с семьей А. И. Мои дети играли с детьми Браудо, и скоро, конечно, между нами завелись непосредственные сношения. По доброжелательному характеру А. И., по сходству наших политических взглядов, и по одинаковому направлению нашей общественной деятельности эти сношения только и могли быть самыми дружественными.

В свою национально-еврейскую работу, носившую частью конспиративный характер, А. И. ни тогда, ни потом меня не посвящал; но он был русским евреем того поколения, когда различие национальностей не только принципиально отрицалось в нашем политическом круге, но просто не замечалось и в бытовом и культурном отношении. Мы сообща {24} делали русское политическое дело, одинаково нам близкое и одинаково нужное для достижения общих целей. Все это тем более сближало, что окружала нас враждебная атмосфера старого режима и, лицом к ней, мы были естественными союзниками. Вот почему было бы просто невозможно отделить, что в то время делалось для специально еврейских и для общерусских задач. Мы работали с А. И. плечом к плечу, и объединила нас в тогдашнем, довольно тесном литературно-политическом круге Петербурга атмосфера полного и безусловного взаимного доверия.

Мы перенесли это, уже сложившееся настроение и в те годы, когда стала возможна открытая политическая деятельность. В промежутке, в 1903-1905 гг., меня оторвали от петербургских друзей поездки в Англию, Америку и на Балканы. Вернувшись в Poccию в самый разгар политической борьбы, я снова нашел в А. И. не только старого друга, но и верного союзника.

Расскажу только один эпизод тогдашнего нашего сотрудничества. Я редактировал газету "Речь", когда, после октябрьского манифеста, горячо обсуждался вопрос об осуществлении данных в манифесте политических обещаний. До нас доходили слухи, что перед созывом первой государственной думы правительство готовится поставить преграду ее учредительной деятельности опубликованием основных законов, долженствовавших заменить ту конституцию, в создании которой собиралась участвовать дума.

Было ясно, что преграды этому намерению будут поставлены достаточно крепкие, а настроение общественного мнения было тогда еще таково, что считаться с этими преградами оно не хотело. Роль радикального органа заключалась в том, чтобы своевременно раскрыть эти намерения правительства, - и тем самым попытаться изменить их.

И вот, в один прекрасный день А. И. Браудо принес нам в редакцию не более, не менее, как самый текст проекта основных законов, который он, благодаря своим разнообразным связям, раздобыл в самой лаборатории, в которой эта подготовительная работа производилась. Опубликование этого текста в "Речи" было громадной сенсацией - не только для молодой газеты, но и для всего общественного мнения. "Речь" выступила с своевременной и жестокой критикой проекта, - и настроение по {25} отношению к нему создалось в обществе настолько повышенное, что авторы проекта должны были внести в него кое-какие, правда, не особенно существенные изменения. Все же это была первая наша победа в преддверии ожидаемого парламентаризма, и этой победой русское общество было обязано Браудо.

Борьба с националистическими течениями в русской политике, проявление национализма в самой прогрессивной среде (Струве и "Вехи"), наконец, защита притесняемых национальностей на трибуне государственной думы, все это сближало нас еще более с сферой ближайшей деятельности Браудо. Мне не упомнить о многочисленных наших сношениях с ним по национальным вопросам - в частности, по еврейскому. Но имеется и внешний след этих сношений: мое участие в сборнике "Щит" (1916) большой статьей о "Еврейском вопросе в России".

Скоро после этого нас разделила русская революция 1917 г. Но и тут Браудо оказал мне лично большую услугу, которая, при ином ходе событий, могла бы иметь для меня огромное значение, но сохранила общественное значение и помимо этого. В дни победы большевиков над Временным правительством мне пришлось спешно покинуть квартиру и уехать из Петербурга. Это было началом моих скитаний.

Но в квартире, помимо всякой другой движимости, осталось самое ценное: моя библиотека, которую я собирал в течение более тридцати лет и которая достигла значительных размеров. Судьба огромного большинства этих частных библиотек известна; хорошо еще, если они пошли на полки букинистов, а то они были просто расхищены. Моей библиотеке посчастливилось - благодаря Браудо. В достаточно скором времени после моего отъезда он приехал на мою квартиру с грузовиком, погрузил библиотеку и бумаги, и, благодаря своему положению в Публичной Библиотеке, имел возможность свезти туда то и другое. Сперва, очевидно, предполагалось, что все это сохранится в неприкосновенном виде до моего возвращения; потом, когда это возвращение стало невероятно, часть библиотеки, содержавшая наиболее ходовые книги, была перенесена в читальный зал на общее пользование; другая, наибольшая часть, вероятно из отдельного помещения была рассортирована по предметам - и таким образом все же сохранена для научной работы. На такое употребление ее я, {26} конечно, жаловаться не могу. Мало того, когда прошли годы, в каком-то темном углу, куда Браудо поместил на сохранение мои бумаги, ревнители подобных поисков нашли их - и огласили во всеобщее сведение, что открыли "Архив Милюкова". Опять-таки, мне не на что было жаловаться, особенно после того, когда некоторые, очень важные для истории материалы оттуда, они напечатали в "Красном Архиве". Я получил возможность надеяться после этого, что и другой материал "Архива" не будет потерян для будущих исследователей, - особенно такие его части, как результаты моих археологических раскопок в Македонии, которые уж никакого политического значения иметь не могут. И вот, всем этим, повторяю, я обязан А. И. Браудо.