Иосиф Бродский - Стихи (3)

Внутри у предметов - пыль. Прах. Древоточец-жук. Стенки. Сухой мотыль. Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет только пыль озарит. Даже если предмет герметично закрыт.

5

Старый буфет извне так же, как изнутри, напоминает мне Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма. Швабра, епитрахиль пыль не сотрут. Сама вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть, не напрягает бровь. Ибо пыль - это плоть времени; плоть и кровь.

6

Последнее время я сплю среди бела дня. Видимо, смерть моя испытывает меня,

поднося, хоть дышу, эеркало мне ко рту,как я переношу небытие на свету.

Я неподвиежен. Два бедра холодны, как лед. Венозная синева мрамором отдает.

7

Преподнося сюрприз суммой своих углов вещь выпадает из миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не движется. Это - бред. Вещь есть пространство, вне коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь, распотрошить, сломать. Бросить. При этом вещь не крикнет: "Ебёна мать!"

8

Дерево. Тень. Земля под деревом для корней. Корявые вензеля. Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет. Камень, чей личный груз освобождает от данной системы уз.

Он неподвижен. Ни сдвинуть, ни унести. Тень. Человек в тени, словно рыба в сети.

9

Вещь. Коричневый цвет вещи. Чей контур стерт. Сумерки. Больше нет ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет тело, чья гладь визит смерти, точно приход женщины, отразит.

Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. "Смерть придет, у нее будут твои глаза".

10

Мать говорит Христу: - Ты мой сын или мой Бог? Ты прибит к кресту. Как я пойду домой?

Как ступлю на порог, не поняв, не решив: ты мой сын или Бог? То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ: - Мертвый или живой, разницы, жено, нет. Сын или Бог, я твой. 1971 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимо 1000 й среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада, ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой пчелиный ход сомнамбул, пьяниц. В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый. Полночный поезд новобрачный плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой, плывет в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья под Новый год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.

Твой Новый год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево. 28 декабря 1961 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

УТОЧНЕНИЕ Откуда ни возьмись как резкий взмах Божественная высь в твоих словах как отповедь, верней, как зов: "за мной!" над нежностью моей, моей, земной. Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд. За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад. И, тень свою губя (не так ли?), хоть за самого себя. Верней, за плоть. За сдержанность, запал, всю боль - верней, всю лестницу из шпал, стремянку дней восставив - поднимусь! (Не тело - пуст!) Как эхо, я коснусь и стоп, и уст. Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу, здесь, в памяти твоей, в любви, внизу постичь - на самом дне! не по плечу: нисходишь ли ко мне, иль я лечу. 1960е Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

* * * Сначала в бездну свалился стул, потом - упала кровать, потом - мой стол. Я его столкнул сам. Не хочу скрывать. Потом - учебник "Родная речь", фото, где вся моя семья. Потом четыре стены и печь. Остались пальто и я. Прощай, дорогая. Сними кольцо, выпиши вестник мод. И можешь плюнуть тому в лицо, кто место мое займет. 1966 Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

* * * Предпоследний этаж раньше чувствует тьму, чем окрестный пейзаж; я тебя обниму и закутаю в плащ, потому что в окне дождь - заведомый плач по тебе и по мне.

Нам пора уходить. Рассекает стекло серебристая нить. Навсегда истекло наше время давно. Переменим режим. Дальше жить суждено по брегетам чужим. Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Так долго вместе прожили, что вновь второе января пришлось на вторник, что удивленно поднятая бровь, как со стекла автомобиля - дворник, с лица сгоняла смутную печаль, незамутненной оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег коль выпадал, то думалось - навеки, что, дабы не зажмуривать ей век, я прикрывал ладонью их, и веки, не веря, что их пробуют спасти, метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне, что тесные объятия во сне бесчестили любой психоанализ; что губы, припадавшие к плечу, с моими, задувавшими свечу, не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз семейство на обшарпанных обоях сменилось целой рощею берез, и деньги появились у обоих, и тридцать дней 1000 над морем, языкат, грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг, без мебели, без утвари на старом диванчике, что - прежде, чем возник,был треугольник перпендикуляром, восставленным знакомыми стоймя над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней, что сделали из собственных теней мы дверь себе - работаешь ли, спишь ли, но створки не распахивались врозь, и мы прошли их, видимо, насквозь и черным ходом в будущее вышли. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

* * * Сумев отгородиться от людей, я от себя хочу отгородиться. Не изгородь из тесаных жердей, а зеркало тут больше пригодится. Я созерцаю хмурые черты, щетину, бугорки на подбородке...

Трельяж для разводящейся четы, пожалуй, лучший вид перегородки. В него влезают сумерки в окне, край пахоты с огромными скворцами и озеро - как брешь в стене, увенчанной еловыми зубцами.

Того гляди, что из озерных дыр да и вообще - через любую лужу сюда полезет посторонний мир. Иль этот уползет наружу. 1966 Сочинения Иосифа Бродского. Пушкинский фонд. Санкт-Петербург, 1992.

ОСВОЕНИЕ КОСМОСА Чердачное окно отворено. Я выглянул в чердачное окно. Мне подоконник врезался в живот. Под облаками кувыркался голубь. Над облаками синий небосвод не потолок напоминал, а прорубь.