Иосиф Бродский - Стихи (4)

ПРОПЛЫВАЮТ ОБЛАКА

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение, над серебряными деревьями звенящие, звенящие голоса, в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно, В сумеречном воздухе исчезающие небеса?

Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве. Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы

с красными гребнями, маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?

"Проплывают облака, проплывают облака и гаснут..." это дети поют и поют, черные ветви шумят, голоса взлетают между листьев, между стволов неясных, в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.

Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи, улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов. "Проплывают облака..." - это дети поют ночью, ночью, от травы до вершин всё - биение, всё - дрожание голосов.

Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит, привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем, среди черных ветвей облака с голосами, с любовью... "Проплывают облака..." - это дети поют обо всем.

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение, блестящие нити дождя, переплетаются звенящие голоса, возле узких вершин в новых сумерках, на мгновение видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?

Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей, где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних

оград, всё рыдать и рыдать, и смотреть всё вверх, быть ребенком

ночью, и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.

Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев

неясных, в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья

сложить. Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет, только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

1961

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС

Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада, ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой пчелиный ход сомнамбул, пьяниц, в ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый. Полночный поезд новобрачный плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой, пловец в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья под Новый Год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних, и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.

Твой Новый Год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.

28 декабря 1961

* * *

Сбегают капли по стеклу как по лицу. Смотри, как взад-вперед, от стен к столу Брожу внутри. Внутри.

Дрожит фитиль. Стекает воск. И отблеск слаб, размыт. Вот так во мне трепещет мозг, покуда дождь шумит.

СОНЕТ

Г.П.

Мы снова проживаем у залива, и проплывают облака над нами, и современный тарахтит Везувий, и оседает пыль по переулкам, и стекла переулков дребезжат. Когда-нибудь и нас засыплет пепел.

Так я хотел бы в этот бедный час приехать на окраину в трамвае, войти в твой дом, и если через сотни лет придет отряд раскапывать наш город, то я хотел бы, чтоб меня нашли оставшимся навек в твоих обьятьях, засыпанного новою золой.

ноябрь 1962

СОНЕТ

Переживи всех. Переживи вновь, Словно они -- снег, Пляшущий снег снов. Переживи углы. Переживи углом. Перевяжи узлы Между добром и злом. Но переживи миг. И переживи век. Переживи крик. Переживи смех.

Переживи стих. Переживи всех.

Т.Р.

Из ваших глаз пустившись в дальний путь, все норовлю - воистину вдали! увидеть вас, хотя назад взглянуть мешает закругление земли.

Нет, выпуклость холмов невелика. Но тут и обрывается пучок, сбегающий с хрустального станка от Ариадны, вкравшейся в зрачок.

И, стало быть, вот так-то, вдалеке, обрывок милый сжав в своей руке, бреду вперед. Должно быть, не судьба нам свидеться - и их соединить, хотя мой путь, верней, моя тропа сужается и переходит в нить.

ФЛАММАРИОН

Одним огнем порождены две длинных тени. Две области поражены тенями теми.

Одна - она бежит отсель сквозь бездорожье за жизнь мою, за колыбель, за царство Божье.

Другая - поспешает вдаль, летит за тучей за жизнь твою, за календарь, за мир грядущий.

Да, этот язычок огня, он род причала: конец дороги для меня, твоей - начало.

Да, станция. Но погляди (мне лестно): не будь ее, моей ладьи, твоя б - ни с места.

Тебя он за грядою туч найдет, окликнет. Чем дальше ты, тем дальше луч и тень - проникнет.

Тебя, пусть впереди темно, пусть ты незрима, пусть слабо он осветит, но неповторимо.

Так, шествуя отсюда в темь, но без тревоги, ты свет мой превращаеь в тень на полдороге.

В отместку потрясти дозволь твой мир - полярный лицом во тьме и тенью столь, столь лучезарный.

Огонь, предпочитая сам смерть - запустенью, все чаще шарит по лесам моею тенью.

Все шарит он, и, что ни день, доступней взгляду, как мечется не мозг, а тень от рая к аду.

ШВЕДСКАЯ МУЗЫКА

К.Х.

Когда снег заметает море и скрип сосны Оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз, До какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины Может упасть безучастный голос? Пропадая без вести из виду, мир вовне Сводит счеты с лицом, как с заложником мамелюка. ...так моллюск фосфоресцирует на океанском дне, Так молчанье в себя вбирает всю скорость звука, Так довольно спички, чтобы разжечь плиту, Так стенные часы, сердцебиению вторя, Остановившись по эту, продолжают идти по ту Сторону моря.