Семен Бронин - Каменная баба

-Лечите их, значит?

-Лечу... Что делать еще?

-Мало ли что на этом свете делать можно? Я охочусь, например. Не пробовали?

-Не приходилось.

-Устроим. Тут многие женщины охотятся...- Он наклонил голову и красноречиво уставился на нее: такова была его манера ухаживать.- Главное отдачу держать. Охотничье ружье бьет сильно. Но у вас плечи, гляжу, подходящие...

Ирина Сергеевна невольно загляделась на него: от него исходило некое природное и не сразу приметное притяжение, о существовании которого он знал и которое использовал в своих непродолжительных и легких отношениях с женщинами - но последняя похвала почему-то ее отрезвила и образумила.

-Это комплимент?

-Какой комплимент?!- забожился он, будто она упрекнула его в чем-то неприличном.- Правда, как на духу! Смотрите сами какие!..- и шагнув к ней, широко расставил руки и обхватил ее, с избытком, за плечи: будто показывал, какую рыбу поймал. Ирина Сергеевна засмеялась, отсела.

-К чему это вы примеряетесь?- подозрительно спросил Пирогов, вернувшийся с флаконом спирта в ту самую минуту, когда Валентин Парфеныч снимал с нее мерку.- Будешь пить с нами?- обратился он к Ирине Сергеевне.

-Нет конечно. У меня ребенок больной. Надо смотреть за ним.

-Кто о чем, а Ирина Сергевна о детях,- сказал он с непонятной иронией, и ей захотелось досадить ему:

-Вы-то своих на ноги подняли? Дайте и другим такую возможность.

Он помешкал.

-Это ты совсем как Анна Романовна заговорила,- а Самсонов, ему в пику, стал на ее сторону:

-Оставьте. Чем еще женщине, как не детьми, заниматься?- и подмигнул Ирине Сергеевне: в знак полной с ней солидарности.- Видели, как волчица с выводком сидит?- Охотник, он в сравнении с врачом обладал большим опытом для сравнений и необходимой широтой взглядов.- Все то же самое. Давайте лучше водку пить: зверь этого не умеет...- и разлил спирт по стаканам, действуя со сноровкой снайпера и с глазомером аптекаря.

-Иван Александрыч!- предупредила Ирина Сергеевна.- Так мы и завтра отсюда не выберемся...- но тому, действительно, как вожжа под хвост попала:

-Ну и останемся. Зазимуем, как два медведя с медведицей.

-Два медведя в одной берлоге не живут,- поправил его Валентин Парфеныч.

-Значит, один уйдет - по лесу шататься...

Она не поняла, кого и что он имеет в виду, но на всякий случай ушла: чтоб не терять последнего уважения к начальству.

19

Она вернулась в палату, где спали мать и ребенок, удостоверилась в том, что малыш живет и здравствует, пошла в соседнюю палату, застелила в ней относительно чистой на вид простыней одну из кроватей и легла поверху в полном облачении. Следующую инъекцию следовало делать через два часа, и она знала, что если заснет, то непременно проснется в это время: эту привычку она обрела, учась в Курске и подрабатывая по ночам в городской больнице, где посмеивались над точностью тикающего в ней будильника. Так она и заснула: со спокойной душой и в чутком ожидании, надеясь на лучшее и готовая к худшему. Последней мыслью, пробежавшей перед ее внутренним взором, было то, что она распрощалась с иллюзиями в отношении Иван Александровича и не успела, слава богу, наделать глупостей, ни даже проговориться.

Но такие обеты, видно, вступают в силу с начала следующего дня и не имеют ее до истечения нынешнего.

Прошло некоторое время: явно меньшее того, на которое она рассчитывала,- когда ее разбудили, теребя за локоть и осторожно трогая за плечо. Час был неурочный, и она, хоть и была ко всему готова, проснулась не вмиг, не в один присест и в полутьме комнаты, освещаемой тусклой лампочкой из коридора, не сразу разобралась, кто сидит перед ней на соседней койке: поначалу ей сослепу показался Валентин Парфеныч, потом она разглядела знакомый круг лица Ивана Александровича.

-Случилось что?

-Ничего!- успокоил он ее, отпуская руку.- Все путем... Скушно просто...

Она, с трудом соображая, встала, включила свет в палате, поправила волосы.

-Который час?.. Вы же водку сели пить? Всю выпили?

-Не пьется без тебя... И не к чему: работать завтра...- и поглядел на нее с невольным лицемерием: главного врача, возвращающегося к работе после вынужденного, но не зависевшего от него простоя.

-А Валентин Парфеныч где?

-Ушел силки ставить. Или капканы - что там у него?.. Сказал, что ты слишком хорошая, чтоб за тобой ухлестывать.

-Вот благородный человек какой... А вы иначе думаете и потому сюда пришли?

-А куда ж еще?.. Я из тех, кому и с людьми невмоготу и без них тяжко. Поболтать хочется.

-Болтайте тогда.

-Не получается. Знаешь же, как у мужчин: когда больше всего надо, так как нарочно отказывает.

-Вы болтовню имеете в виду?

-Конечно. Что еще?

Она пропустила это мимо ушей, присмотрелась к нему.

-Трезвый совсем... Вы ж пьяным были?

Он повеселел.

-Навар так подействовал. Никогда бы не поверил. Правда, голову прочищает. Он в него кореньев, что ли, подкладывает...- Он был настроен предприимчиво и все поглядывал на ее руки, и в аэропорту не дававшие ему покоя.

-Водкой запивали?

-Нет. Говорю ж, бросили. К тебе собрался...- и потянулся-таки к ее ладоням, лежавшим у нее на коленях. Она отстранилась и отсела.

-Вы, Иван Александрович, как деревенский парень прямо. Те тоже - чуть что, за коленки хватаются.

-До них еще не дошел.

-Не успели.

-Руками можно ограничиться: они у тебя красивые... На самом деле у тебя глаза всего лучше, да их не потрогаешь.

-В аэропорту решили?

-Конечно. Я их с кафе еще запомнил. Глядят с простодушием...

-Простые?

-Кто сказал?.. Спокойные. А спокойствие всегда просто выглядит. Только простота эта обманчива. Она у тебя притягивает и распоряжается.

-Сказали, чтоб не связывался со мной?- Она не заметила, как перешла с ним "на ты", но не это ведь главное в таких отношениях.

-Да что-то в этом роде,- усмехнулся он.- А потом и сам так решил. Подумал, что себе дороже выйдет.

-А сейчас?

-А сейчас снова подчинился. Сама потому что позвала.

-Когда в избе были?

-А когда же? Без этого я б к тебе не сунулся...- Теперь он сидел смирно: это противоречило цели его прихода, но он, после ее выговора, не хотел вести себя иначе.

-А у Софрона опять передумал? Не обращал на меня внимания?

Он усмехнулся и все-таки взял ее за руку, задумчиво провел по ней своей, мягкой и бережной.

-Не передумал, а засомневался.

-На людях потому что?

-Потому что на людях,- повторил он за ней, получая удовольствие от точности ее суждений.

-Не понимаю я вас, Иван Александрыч,- призналась она, снова переходя на более уважительное обращение, и, поскольку он внимательно ждал, объяснилась:- То вы как настоящий доктор себя ведете, то как прохвост и жулик...- Он не обиделся - напротив, повеселел, но опешил все-таки: не ждал от нее такой дерзости; да она и сама от себя ее не ожидала.- Местных тузов ублажаете, унижаетесь из-за каких-то досок...