Михаил Бубеннов - Белая береза

- Дядя Семен, что это?

Дядя Семен взглянул на рисунок, разом воткнул в свежий пенек топор и почему-то высоко поднял глаза. Осмотрели рисунок и другие колхозники. Все они вдруг увидели любимую рощу, полную тихого света и яркой весенней зелени, и один из них ответил мальчугану ласково и грустно:

- Это, милый, сердце...

Мальчуган хорошо почувствовал в голосе старшего грусть - она была сродни его грусти, и спросил, сдерживая волнение:

- И зачем им сдались эти березы?

- Надо, милый, надо!

- А зачем? - упрямо повторил мальчуган.

- На кресты.

- На какие кресты?

- Для немцев...

- Для убитых? Которых вчера привезли?

- Для них.

- А что ж, тогда надо! - вдруг трезво рассудил мальчуган и посмотрел на взрослых, как равный на равных, хотя это и трудно было делать ему с высоты его роста.

Один из взрослых спросил, смотря в землю:

- Семен, может, хватит?

- Нет, вали еще, - грустно ответил Семен.

- Куда еще? Гляди, сколько навалили!

- Еще надо, - повторил Семен. - Что же, по-твоему, каждый день сюда ездить? Запасти надо.

А еще через день на площади в Болотном, где раньше происходили праздничные митинги, появилось кладбище - новое немецкое кладбище, каких уже были тысячи на нашей земле. Над свежими могилами, припорошенными свежим снежком, ровными рядами стояли березовые кресты...

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

I

В штабе командующего армией генерал-лейтенанта Рокоссовского 11 ноября состоялось совещание командиров стрелковых дивизий, танковых бригад и других соединений.

На фронте в последние дни стояло затишье.

Немецко-фашистская армия, истощенная и обескровленная за период октябрьского наступления, не проявляла активных действий. Но данные разведки говорили о том, что гитлеровское верховное командование усиленно готовится к новому наступлению. В потрепанные гитлеровские дивизии ежедневно прибывало пополнение. Одновременно появлялись и новые части. Только накануне совещания в район села Каменка прибыла 5-я танковая дивизия, недавно воевавшая в Африке и все еще не успевшая перекрасить свои танки: в отличие от танков других дивизий они были выкрашены в желтый, песочный цвет пустыни. Все это означало, что второе немецкое наступление на Москву может начаться в ближайшие дни.

Надо было готовиться к отражению нового натиска врага. Наступали дни, когда решалась судьба Москвы.

На совещании у Рокоссовского стоял вопрос об улучшении оборонительных позиций армии. Линия ее обороны на 11 ноября проходила северо-восточнее Волоколамска, недавно занятого немцами, пересекала Ржевскую железную дорогу у разъезда Дубосеково, а затем, извиваясь, уходила на юго-восток, но вдруг круто заворачивала на север - к Волоколамскому шоссе. Здесь противник вбил клин в левый фланг армии. Деревня Скирманово находилась на острие, этого клина. Отсюда гитлеровцы из дальнобойных орудий обстреливали даже Волоколамское шоссе. Отсюда им легче всего было вырваться на шоссе в районе поселка Ново-Петровское, выйти в тыл основным силам армии Рокоссовского и двинуться к Москве. Здесь, в районе Скирманова, гитлеровцы сосредоточили до пятидесяти танков, много артиллерии и пехоты. Поэтому ликвидация немецкого клина у Скирманова являлась очень важной и неотложной задачей армии.

Выполнение этой задачи возлагалось в основном на 4-ю танковую бригаду полковника Батюкова и стрелковую дивизию Бородина. Утром Бородин и Батюков провели рекогносцировку в районе Скирманова, где должен был произойти бой, и теперь могли предложить свое решение этого боя.

Рекогносцировка, быстрая езда по заснеженным подмосковным полям и лесам, мысли о предстоящем бое - все это сильно волновало молодого, энергичного Батюкова. Когда же Батюков появился в штабе армии, ему сообщили, что Советское правительство присвоило ему звание генерал-майора и за образцовое выполнение заданий командования наградило орденом Ленина. Это сообщение еще больше взволновало командира танковой бригады.

Он докладывал горячо, убежденно; вдохновенно приподнятое лицо молодого генерала густо рдело, подвижные брови часто взлетали, точно он все время пытался заглянуть куда-то далеко вперед...

Многие командиры познакомились с Батюковым только в конце октября, когда он со своей бригадой прибыл в армию Рокоссовского из-под Орла. Всем командирам очень нравился молодой генерал, обнаруживавший хорошее знание военного искусства, живость и сдержанную горячность, которые, безусловно, необходимы на войне.

Особенно приятные чувства, смотря на Батюкова, испытывал самый пожилой на совещании человек - генерал Бородин. Это происходило не только потому, что он, Бородин, встретил на войне еще одного талантливого командира и хорошего человека, каких встречал много, и не только потому, что завтра предстояло воевать вместе с Батюковым и, следовательно, узнать его в бою. Приятные, приподнятые чувства генерал Бородин испытывал главным образом потому, что был значительно старше всех по возрасту и с вершины своих лет лучше других видел, какие командиры рождались в Советской стране, - не только нового душевного склада, нового мировоззрения, но и совершенно новой военной науки - необычайно мудрой, смелой и вдохновенной. И генерал Бородин, держа в руках газету, где сразу были помещены два правительственных документа о Батюкове, с восхищением слушал молодого командира и думал о том, что вот такие молодые советские военачальники уже успешно бьют гитлеровцев и, несомненно, будут победителями в этой войне.

Выслушав Батюкова, Рокоссовский неожиданно занялся бумагами, которые положил перед ним начальник штаба армии Малинин. Генералы сочли это передышкой в совещании. Бородин, Панфилов и Доватор, со всех сторон склоняясь к Батюкову, шепотком заговорили о его докладе.

Отвечая тоже шепотком на замечания, волнуясь, Батюков, сам того не желая, потянул из рук Бородина газету, где были напечатаны о нем правительственные документы.

- Да, да, возьмите, - тихонько сказал Бородин.

Батюков увидел, что вытащил из рук Бородина газету, и тут же вернул ее обратно.

- Нет, это ваша, Михаил Ефимович, вы возьмите, не стесняйтесь, просто и ласково сказал Бородин. - Знаете, память... Получить звание генерала сейчас, вот в эти дни под Москвой, большая честь! Большое доверие!

Рокоссовский оторвался от бумаг.

Совещание продолжалось.

Выслушав Бородина и начальника штаба армии Малинина, Рокоссовский нагнулся над картой, разостланной на столе, взялся за карандаш и по привычке задумался, прежде чем сказать свое слово.

Пока Рокоссовский думал, все сидели в молчаливом и напряженном ожидании, почему-то следя не за выражением лица командующего, а за направлением его остро зачиненного карандаша. За окнами большого каменного дома, в котором проходило совещание, косо проносило крупные снежинки; ими засеивало стекла и ветви молодых елок во дворе.