Михаил Бубеннов - Белая береза

- Допрыгался, сосунок!

- Наденьте варежку! - вдруг звонким голосом сказал Алеша Самохвалов. - Слышите или нет?

- Смотрите-ка на него! - подивился другой полицай. - Он еще руку бережет! А голову, милок, не бережешь?

- Головы вы берегите!

- Вот сволочь! - воскликнул полицай, но все же, к удивлению других, натянул варежку на руку десантника.

Только Лозневой не смотрел на Самохвалова.

Отойдя с Сысоевым в сторону, хмурясь, спросил:

- Где поймал?

Полицай Сысоев, кудлатый рыжий мужик, бывший вор, недавно приехавший в Семенкино, закуривая, ответил со смешком:

- На ловца и зверь бежит! Сам пришел!

- Прямо к тебе?

- Прямо ко мне. - Лицо Сысоева с выпуклыми, подкрашенными краснинкой рыбьими глазами сияло от счастья. - Избенка-то у меня с краю деревни, от леса. А он, видать, отбился ночью от своих и заплутался. Бродил, бродил, а куда деваться на таком холоду? Давай утречком к деревеньке. Вышел и, понятно, ко мне - избенка с краю, на курьих ножках... А как зашел, так и грохнулся у порога! А ночью-то я слыхал самолет, да и по одежде его видно...

- Допрашивал?

- Пробовал! - Сысоев построжел. - Пробовал и вам не советую! Даже укусил, сволочь. - Он сдернул с левой руки варежку. - Видишь, какие отметины?

- А где высадились? Не говорит?

- Ничего не говорит!

- И сколько их - тоже молчит?

- Тоже молчит!

- Ничего, у нас заговорит!

- Вряд ли, - усомнился Сысоев. - Скажу без всякого хвастовства: если захочу, у меня любой немой начнет доклады делать, а этот... Словом, не советую!

Подошли к саням Сысоева.

Лозневой взглянул на Самохвалова быстрым, тревожным взглядом и, не разглядев даже его лица, опустил глаза. Заговорил тоже торопливо, отрывисто:

- Какой сброшен десант? Где? С какой целью?

- Опять допрос? - спросил Самохвалов.

- Да, опять, но на этот раз заставим говорить!

Самохвалов долго молчал, одним глазом осматривая Лозневого. Для Алеши ясно было: Лозневой - старший среди всей этой банды, окружавшей сани. Кроме того, по каким-то неуловимым приметам Самохвалов догадался, что Лозневой - из военных; стало быть, дезертир из армии. Грудь Самохвалова точно опалило зноем изнутри. Зная, что смерть неминуема, он вдруг решил хотя бы чем-нибудь уколоть этого мерзкого подлеца, не поднимавшего взгляда.

- Будете бить? - спросил Алеша.

- Безусловно.

Помолчав, Алеша ответил:

- Тогда скажу... - Он даже приподнял голову. - Самолетов было семь, а людей - больше сотни... Хорошее вооружение, разные грузы... Где сбросили, я не знаю: нам не говорили... Вот и все! И больше ни одного слова, хоть сейчас же под пулю!

Среди полицаев вокруг саней - шепот...

- Больше сотни? - переспросил Лозневой.

- Много больше, - подтвердил Самохвалов.

Дернув Сысоева за рукав, Лозневой отошел от саней. К ним подошли еще два полицая. Все поговорили недолго о чем-то шепотом, а потом Сысоев вернулся к саням и неожиданно для всех начал развязывать Самохвалову руки. Развязав, прикрикнул:

- А ну, раздевайсь!

Алеша Самохвалов, хватаясь за передок саней, поднялся на ноги. Увидев позади толпы полицаев Лозневого, крикнул:

- Значит, решил убить, подлый ты предатель советской власти? Убивай, поганая ты тварь, убивай! Меня убьешь, но и тебе, сволочь, не уйти от пули! Нас тут много, так и знай!

Сысоев молча ткнул Алешу кулачищем в бок. Он опрокинулся головой в передок саней; перед глазами закачалось серое, с голубыми разводами зимнее небо.

- Сейчас, - сказал он тихо.

Алеша Самохвалов поднялся и разделся, оставив на себе только нижнее белье; Сысоев сразу же собрал его одежду и понес к саням Лозневого. В нижнем белье Алеша показался всем очень худеньким и маленьким мальчиком. Поеживаясь от холода, засунув в солому босые ноги, он быстро огляделся вокруг, будто соображая: где же привелось сложить свою наголо остриженную солдатскую голову? Нет слов, место было хорошее: широкий овраг, заросший по отлогим склонам орешником и ольхой, а по руслу, где, должно быть, жил ручей, - густой вербой. Все здесь было так свежо и нетронуто, точно в первый день зимы. Да, место было хорошее, но только для жизни, а не для смерти, - для неожиданной смерти нет лучшего места, чем поле боя. Об этом и подумал Алеша Самохвалов в минуту, когда надо было думать о самом главном...

- Только не тяните, - сказал затем Алеша сурово, как может сказать только много поживший на свете человек.

Опять подошел Сысоев. Он бросил в сани старые валенки, шапку, брюки, пиджак и дубленый заношенный полушубок. Смерив глазами фигуру Алеши, точно соображая, подойдет ли для него вся принесенная им одежда, сказал:

- Надевай все, что есть! Живо!

Алеша поглядел на полицая с удивлением.

- Надевай, тебе говорят! - закричал Сысоев. - Сколько с тобой разговору вести надо?

Алеша Самохвалов не мог понять, что хотят делать с ним полицаи. Сильно вздрагивая, больше от волнения, чем от озноба, он начал одеваться в чужую одежду, и ему было жутко от мысли, что вся она - с одного из окружавших его предателей.

Подошел Лозневой.

- Я хотел пожалеть тебя, - сказал он Алеше, отводя в сторону глаза. Хотел отвести в кустики... и все! А раз ты начал здесь... такие речи, то жалеть не буду: сейчас отвезут тебя в немецкую комендатуру, в Болотное. Там ты узнаешь, что это такое! Сысоев, свяжи и вези!

В новой одежде Алеша Самохвалов - он сам это увидел - сразу стал похож на тех, кто толпился вокруг. Это так оскорбило Алешу, так сделало больно его душе, что он, не выдержав, со стоном, ничком грохнулся в передок саней. Ему опять связали за спиной руки. Только когда сани тронулись обочиной по глубокому снегу, Алеша повернулся на бок; он тут же увидел на дороге одного полицая в своей одежде и спросил Сысоева, шагавшего рядом:

- Привычная работа, да?

- Какая работа? - не понял Сысоев.

- Да грабить-то, обдирать людей!

- Ты замолчи, гаденыш! - зарычал Сысоев. - Моли бога, что пока цел... Я бы из тебя сейчас же за твои сволочные речи все жилы вытянул!

Проводив Сысоева, все полицаи, не понимая затеи Лозневого, с интересом сгрудились вокруг своего дружка в одежде десантника. Это был Афанасий Шошин из деревни Заболотье, служивший ранее лесником, а три дня назад добровольно поступивший в полицию.

Афанасию Шошину - не больше тридцати, но лицо у него землистого цвета, в мелких морщинках. Осмотрев его, Лозневой спросил своего помощника Живцова:

- Как на вид? Не староват?

- Ничего, сойдет!

Лозневому не хотелось рассказывать полицаям о своем замысле, но скрыть его не было никакой возможности. Коротенько рассказав о задуманном, Лозневой приказал связать Шошина и двигаться в Ольховку, хотя она и не лежала на пути в Болотное.

Под вечер были в Ольховке.

Здесь уже все знали не только о высадке десанта, но и о том, что вылавливать его выехали полицаи из Болотного. Весь день взволнованные ольховцы только и говорили о десанте. И вдруг они увидели полицаев в деревне...