Вацлав Михальский - Одинокому везде пустыня

- Молодец! Дело есть дело. Хотя кто сказал, что любовь не дело? Я думаю, что это самое важное, самое главное дело в жизни, а?

- Наверное, - покорно согласилась Мария, она была совершенно заморочена Николь и сбита с толку. Конечно, ей хотелось увидеть Мишу до Парижа, увидеть немедленно, соблазн был так велик… Но соблазн соблазном, а характер характером, и она его выдержала.

В Париже они остановились в трежэтажном, с лифтом, доме Николь, большая часть которого сдавалась внаем, и только верхний этаж всегда ждал владельцев.

- А ты рачительная хозяйка, Николь, - похвалила Мария, - у тебя ничего даром не пропадает.

- Конечно. Я денежки считать умею. Да и потом ведь это грех, если что-то пропадает втуне. Дом, в котором никто не живет, мертвеет.

- Пожалуй. Ой, а вон мост Александра Третьего! Совсем недалеко! - глядя в широкое окно гостиной, воскликнула Мария. - Опять меня догнала Россия…

- Мне тоже нравится этот вид, хотя в твоей России я никогда не была и, наверняка, не буду. Молодец ваш царь - самый красивый мост построил через Сену, это все признают.

- Еще бы вам не признавать! - запальчиво сказала Мария, и настроение у нее сразу улучшилось, она почувствовала себя спокойно, уверенно. И это внезапно пришедшее к ней чувство уверенности не обмануло ее во время дальнейшего пребывания в Париже.

Николь решила помочь Марии выполнить задачу, ради которой они и предприняли свое путешествие, - продать орудия с линкора "Генерал Алексеев".

- Чтобы дело было наверняка, давай все-таки потревожим старика Петена, - предложила Николь.

- Давай, - неуверенно согласилась Мария. - Когда-то он обещал мне свое покровительство.

Николь позвонила в загородный дом маршала, сказала, что ей необходимо срочно встретиться с ним, и тот счел возможным подойти к телефону.

- Вы помните русскую девочку, дочь адмирала, что жила у меня в начале двадцатых? Ту, что играла в спектакле во рву форта Джебель-Кебир? Ну вспомните, маршал! Вспомните…

- Что-то припоминаю… А, такая хорошенькая, в белом платье, вспомнил!

- Не хорошенькая, а красавица - это я вам еще тогда говорила! - наступала Николь.

- Да, да. Наверное. Тебе видней, ты сама у нас красавица! - Маршал глухо рассмеялся. Он действительно вспомнил форт Джебель-Кебир, русскую пьесу во рву, украшенном гирляндами цветов, русскую девушку в белом, русских военных…

- Ее зовут Мари, она рядом! - крикнула в трубку Николь. - Она хочет вам что-то сказать! Говори, - шепнула она Марии, - говори!

Мария бережно взяла трубку из рук Николь.

- Пароль "Мари"! - громко сказала она.

На том конце телефонного провода воцарилось молчание. Потом маршал сказал:

- Отзыв "Бизерта"! Приезжайте! - И положил трубку.

- Все. Считай, дело в шляпе, - подытожила Николь.

- Откуда у тебя такая уверенность? Он ведь не в курсе…

- Какая разница, в курсе не в курсе! Это мне объяснил мой родной муженек: если люди такого ранга соглашаются вас принять, то отказать в вашей просьбе они уже не могут.

- Почему?

- Это совсем просто: берегут свое здоровье.

- Как?

- О, Мари, какая ты недогадливая - это совсем на тебя не похоже! Проще простого. Когда человек делает другому человеку доброе дело, он сам становится от этого чуточку лучше. Во всяком случае, здоровее, тут уж на сто процентов! Ты не думай, что я такая умная - Николь широко улыбнулась, показывая белые, ровные, хотя и чуточку крупноватые зубы. - Жизнь так устроена, сама жизнь. Ты обратила внимание, что от моего мужа все просители выходят с улыбкой до ушей, все сияют. Конечно, его секретари и я отбираем тех, кто будет к нему допущен, но такая наша работа. Шарль говорит, что этот принцип знали еще египетские фараоны, им ведь тоже не мешало хорошее здоровье. А если отказывать, представляешь, сколько проклятий посыплется на его голову, а так одна осанна!

- Мудро, - согласилась Мария, - а ты все же умница, Николь!

- Как тебе сказать, - смутилась Николь, - я, конечно,не самая последняя дура, но очень многому в этой жизни меня научил Шарль.

- Ша-а-рль, Ша-а-рль, - протяжно повторила Мари. - Как странно, я столько лет с вами, а толком и не знала, как зовут твоего мужа. Все - Ваше Высокопревосходительство и Ваше Высокопревосходительство… А он просто Шарль… хорошее имя, мне нравится.

- Хорошее. - Голос Николь дрогнул. - Мы никогда не говорили с тобой об этом, но мне крупно повезло в жизни, я вытянула из колоды козырного туза, а не какого-нибудь валета.

- Дай Бог! Я знаю, что он любит тебя, все знают.

- Да-да. - Николь польщенно улыбнулась. - Даже старина Петен и тот заметил. Шарль мне рассказывал, Петен как-то сказал ему: "Тем, кто умеет любить, должно оказывать политическое доверие. Такие люди нужны Франции". Шарль был очень доволен, я помню… Ты, наверное, догадываешься, что я тоже его люблю. Очень! Я не представляю без него своей жизни. - На глаза Николь навернулись слезы. - Прости, я стала плаксивой старухой, - закончила она с наигранным смешком в голосе.

- Я моложе тебя, но не считаю чувствительность слабостью. Это нормально, значит, у тебя живая душа. И нечего себя одергивать в проявлении чувств. Да, мы, к сожалению, о многом не говорим, а следовало бы. Часто на самом главном месте мы делаем паузу или ставим многоточие, как будто язык действительно дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли, - взволнованно проговорила Мария на одном дыхании.

- Знаешь, Мари, то, что было в моей жизни до Шарля, кажется мне сном, притом не моим сном, а какого-то другого, малознакомого человека. В молодости был такой случай: один парень сильно ударил меня в лицо, я упала и ударилась обо что-то острое, о какую-то железяку, на всю жизнь у меня остался шрам на бедре, но даже этот шрам не говорит мне о том, что я когда-то спала с тем парнем. Ты меня понимаешь?

Мария кивнула. Она очень хорошо понимала то, о чем говорила Николь.

- Ты так откровенна со мной, - благодарно сказала Мария.

- А с кем же мне еще быть откровенной? С курицей Клодин? С Шарлем я тоже откровенна, но он мужчина, а они многого не понимают, и им не все можно рассказывать. Вот ты сказала - я умная. Может быть. Я дворняжка, а они все умные - жизнь выучивает. Так-то, ваше сиятельство! - Николь весело подмигнула Марии, и они порывисто обнялись. И в эту минуту каждая думала о своем. Николь о том, что жизнь идет под уклон, а вроде бы только началась… Мария о том, что уже не в первый раз самые сокровенные разговоры с людьми возникают у нее как бы ни с того ни с сего, походя. И она даже подумала, что, наверное, походя случаются не только разговоры, но и решаются дела, иногда в высшей степени значительные не только для отдельного человека, но даже и для целых народов.

Молодой черноволосый генерал очень высокого роста проводил Николь и Марию в кабинет маршала Петена. Тот сидел в глубоком кожаном кресле у отделанного малахитом камина прямоугольной формы. Маршал сидел бритым затылком к двери, и Марии сразу вспомнился отец адмирал, дом в Николаеве, их камин, тоже облицованный малахитом. Маршал был в двубортном костюме стального цвета в легкую светлую полоску, в черных туфлях, начищенных до зеркального блеска, в белоснежной рубашке, красиво повязанной галстуком красноватого оттенка, гармонирующим с пламенем в камине.