Михаил Булгаков - Рассказы, очерки, фельетоны 1925-1927 годы

- Отойди от меня, пьяница! - сурово сказала кепка.

- Я пьяница? - голос Таракана стал высок и тонок. - Я-то не пьяница. А вы сообщники, злодеи! - выкрикнул Таракан.

Прохожие брызнули в стороны.

- Я тебя не знаю! - неприязненно отозвалась кепка, и Таракан понял, что она ищет лаз в газоне. Таракан вдруг заплакал навзрыд.

- Погубили меня, - содрогаясь, говорил он, - убили человека. Деньги профсоюзные... Мне их сдавать в кассу. Под суд идти! - Весь мир заволокло слезами, и кепка смягчилась.

- Что ты, голубчик? - задушевно заговорила она. - Я сам, голубчик мой, проигрался. Сам лишился всего. Ты иди, проспись.

- Сапог мне не жалко, - мучаясь выговорил Таракан, - а пятьдесят не мои. Делегат я. Сироту погубили. Жулики! - внезапно тоненько закричал Таракан. Кепка нахмурилась.

- Пошел ты от меня к чертовой матери! - рассердилась она лицом, а глаза по-прежнему бегали. - Я тебя в первый раз в жизни вижу.

- Верни этого с ящиком! - не помня себя, бормотал Таракан, наступая на кепку. - Подай мне его сейчас! А то я вас власти отдам! Куда же это милиция смотрит? - в ужасе спросил Таракан у любопытной старушечьей мордочки в платке.

Наложила на себя мордочка крестное знамение и мгновенно провалилась в газон. Мальчишки засвистели кругом, как соловьи.

- А ты дай ему, дай, что долго разговаривать! - посоветовал чей-то гнилой голос.

Кепкины глаза теперь ходуном ходили, вертелись, как мыши.

- Отцепись от меня, падаль! - сквозь зубы просвистела кепочка. Никакого я ящика не видел.

- Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу! - рыдающим голосом воскликнул Таракан. - Мои сапоги за мой же червонец купил!

- Что на них, свои клейма, что ли? - спросила кепочка и косо подалась в сторону. - Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький - Т-таракан! Обознался, гражданин! - сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками. - А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза! - вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла - легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.

- Говорю, лучше остановись! - глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав. - Предаю тебя ответственности! Люди добрые...

- Эх, надоел! - сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.

Воздуху Таракану не хватило. "Погибаю я, делегат злосчастный, - подумал он. - Уходит... злодей..."

- Ты остановишься? - белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!

- Стой, стой, разбойник! - сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету. - Милиция-то где же? - задыхаясь шепнул Таракан.

Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбышной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.

- Ты драться?.. - спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего! - Драться?.. Ограбил и драться? - Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую Новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. "Финка - знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья", - подумал Таракан.

Бульвар завизжал, заревел, и тысячные, как показалось, толпы запрыгали, заухали вокруг Таракана.

"Погиб я, делегат жалкий, - помыслил Таракан, - черная моя судьба. Кто ж это мне, дьявол, ножик продал, и зачем?"

Он швырнул финку в траву, прислушался, как кепка, вся в пузырях и крови, давится и умирает. Таракану стало жалко кепку и почему-то того жулика с ящиком... "Понятное дело... он на хлеб себе зарабатывает... Правда, жулик... но ведь каждый крутится, как волчок..."

- Не бейте меня, граждане, - тихо попросил пропащий Таракан, боли от удара не почувствовал, а только догадавшись по затемненному свету, что ударили по лицу, - не бейте, товарищи! Делегат я месткома пекарни э 13... Ох, не бейте. Профсоюзные деньги проиграл, жизнь загубил свою. Не бейте, а вяжите! - молвил Таракан, руками закрывая голову.

Над головой Таракана пронзительно, как волчки, сверлили свистки.

"Ишь, сколько милиции... Чрезвычайно много набежало, - думал Таракан, отдаваясь на волю чужим рукам, - раньше б ей надо было быть. А теперь все равно..."

- Пускай бьют, товарищ милицейский, - глотая кровь из раздавленного носа, равнодушно сказал Таракан, понимая только одно, что его влекут сквозь животы, что ноги его топчут, но уже по голове не бьют. - Мне это все равно. Я неожиданно человека зарезал вследствие покупки финского ножа.

"Как в аду, суматоха, - подумал Таракан, - а голос распорядительный..."

Голос распорядительный, грозный и слышный до Кудринских, ревел:

- Извозчик, я тебе покажу - отъезжать! Мерзавец... В отделение!!!

Середина 1920-х гг.

"Заря Востока", 23 августа 1925 г.

ЛИКУЮЩИЙ ВОКЗАЛ

1. ОБЪЯВЛЕНЬИЦЕ

В одной московской газете появилось дословно следующее объявление:

"Новость" (с левого боку). Новость! (с левого боку). Новость! (с правого). Новость! (тоже с правого).

- Четыре сбоку.

- Какая такая новость? - заинтересовался гражданин.

Новость оказалась следующего сорта;

Все в буфет Александровского вокзала!

Дешево и хорошо.

Обеды, порционные блюда и дежурные.

Вина, водки 40 градусов. Коньяки 60 градусов.

Ликеры 60 градусов.

Наливки разные рюмками и в графинах.

Тверская застава.

- Однако! - воскликнул гражданин, - хоть бы во сне увидеть, что теперь творится на вокзале после такого объявления.

2. СОН

Вокзал грохотал, как фабрика. У подъездов стояли прокатные автомобили, лихачи с ватными задами, таксомоторы и извозчики.

Места в буфете не хватало. Поэтому столики расставили в багажном отделении, на телеграфе и в кабинете помощника начальника станции. В воздухе стоял туман от паровой севрюжки.

Двести лакеев порхали, взмахивая салфетками, а из телеграфа доносился вой скрипок. Там 15 пар танцевали фокстрот.

Поперек окошка в кассу висела надпись:

"Поезд на Смоленск не пойдет, но зато есть свежие раки".

И был нарисован красный рак в фуражке начальника станции с позументом.

На почте красовался плакат:

"К дьяволу с письмами, сегодня блины"