Тарас Бурмистров - Записки из Поднебесной

Но я всегда, повторяю, думал, что дело здесь во мне, а не в них, что это я никак не могу проникнуть в какую-то тайну, открытую всем, кроме меня. Юный Джойс испытывал очень сходное чувство, иначе не заставил бы потом своего alter ego в "Цирцее" воскликнуть "со страстной жаждой": tell me the word, m

other, if you know now, the word known to all men (скажи мне слово, что знают все). Поездка в Китай перевернула все мои представления об этом. Там девушки и выглядят, и ведут себя, и относятся к мужчинам совсем по-другому, чем у нас, потому что они воспитаны совершенно по-другому. Не все из них были такими робкими, как та, первая, не все оказывались юными и симпатичными, но каждый раз после того как мне доводилось пообщаться с ними хоть две минуты, я настолько проникался их грустным обаянием, что долго потом не мог думать о чем-то другом. Я так надоел Диме со своими восторгами по этому поводу, что он начал в таких случаях с серьезным видом предлагать мне забирать их всех с собой - или оставаться здесь, в конце концов. Не знаю почему, но я каждый раз в таких случаях как-то забывал, что все это шутки, и сам начинал о чем-то задумываться и на что-то надеяться. Языковой барьер, однако, помешал мне продвинуться в этом направлении. Даже те девушки, которые работали у нас в отеле, не говорили по-английски до такой степени, что каждую написанную мной на листочке фразу они были вынуждены читать вслух по телефону - и там, на другом конце провода, им по-китайски сообщали, чего я хочу. Воображаю, как бы я таким образом объяснял бы им, что мне понадобилось на этот раз. Впрочем, в Китае, говорят, к браку подходят совсем не так, как у нас. У нас все это превращают в какие-то бессмысленные игрища, с цветами, ресторанами, идиотскими ужинами при свечах и продолжительными нездоровыми сидениями на скамейках в сырых и промозглых парках (Гоголь издевательски называл это "вечернее стоянье у ворот и политичное держанье за белы ручки"). В Китае же к делу подходят здраво и серьезно. Там можно просто и прямо предложить девушке выйти за тебя замуж, после чего она подумает, взвесит все, и либо откажется, либо согласится. У нас же, если при этом не будешь придерживаться сложнейшего, скрупулезно разработанного ритуала со всей тщательностью, то это предложение никто даже и не воспримет всерьез. У нас нужно уметь "подать себя", "произвести впечатление", "пустить пыль в глаза", "показать товар лицом", и при этом еще и "держаться солидно и уверенно". В Китае же, несмотря на их извечное конфуцианское пристрастие к "ли" (ритуалу, церемонии, этикету, приличию), нет таких жестоких требований. Впрочем, у нас это и ритуалом-то назвать нельзя. Это не китайский веками выработанный обычай, а просто следствие бесконечной избалованности наших девушек, которым дали слишком много воли. В Китае всегда к этому вопросу подходили более серьезно и с большим смыслом и толком. Там, кстати, девушки и замуж-то начали выходить по собственному выбору и желанию только с 1949 года. Семейное и общественное начало в Китае во все времена всецело господствовало над индивидуальным, и это самый верный и благоразумный подход к общественному устройству. "Китаец женится не потому, что любит", писал русский китаевед Д. Покотилов, "а потому, что это нужно для общих семейных интересов. Личный выбор и вкус не играют во всем этом деле никакой роли. Вопрос полностью решается старшими членами семьи". Часто будущие жених и невеста были помолвлены с детства, а иногда еще и до своего рождения, и брак заключался в любом случае, даже если они совсем не подходили друг другу. Китайская мораль не одобряла и никаких особых нежностей между женихом и невестой. Собственно говоря, они практически никогда и не видели друг друга до самой свадьбы, это считалось излишним, бессмысленным и неприличным.

В семейной жизни от женщины требовалась покорность, покорность, и еще раз покорность. "В наши дни много мужей, которые боятся своих жен. Корень зла состоит в следующем: когда ты взял в жены женщину и не воспитывал ее, она понемногу портилась", гласит китайское наставление мужьям. Как же нужно воспитывать жену? "Когда ты взял жену, то прежде всего научи ее, как проявлять почтительность к отцу и матери, как быть послушной - чтобы она утром пораньше вставала, а вечером поздно ложилась спать, беспокоилась об урожае и экономии хлеба. Если она проявит плохой характер, то увещевай ее хорошими словами". Жена должна быть "чистой тенью и простым отголоском мужа", говорит китайская мудрость. Жена не имела права есть вместе с мужем и вообще должна была поменьше с ним общаться. Общалась она в основном со свекровью, которая имела над невесткой полную и ничем не ограниченную власть и тиранила ее вдоволь (вспоминая, должно быть, те времена, когда она сама была молодой женой). Неудивительно, что пройдя такую историческую школу, китайские девушки сейчас производят впечатление ангельских созданий. Конечно, в наши времена с ними уже не обращаются так сурово, как раньше, но и волны эмансипации, к счастью, пока обходят Китай стороной.

Но дело даже не в том, что девушки в Китае воспитываются в идеалах терпения и покорности. Характеры у них, наверное, очень разные, как и везде, и никакая муштра не исправит дурной нрав, если уж кто-то наделен им от рождения. Когда я разговаривал с китайскими девушками, меня удивляло не столько то, с каким почтительным вниманием они ко мне относились, сколько их наивность и простодушие. Они ведут себя как дети, и, похоже, никогда не задумываются о том, какое впечатление они производят на окружающих. Наши же девушки уже с очень раннего возраста придают этому огромное значение. Если молодая китаянка входит в комнату, где полно народу, то она не ждет, что все повернутся и обратят на нее внимание, и это сразу очень заметно по ее поведению. Наша же девушка, если мотнет головой, например, то совсем не для того, чтобы поправить прическу, а для того, чтобы все увидели, как эффектно выглядит копна ее рассыпающихся волос. Дима тоже стал подмечать эту характерную особенность китайских девушек: вот смотри, говорил он мне в вагоне шанхайской электрички, они ведут себя совершенно по-другому, чем наши, как будто даже и не стремятся привлечь к себе внимание, встают, если хотят встать, и потягиваются, если им хочется потянуться. Да, отвечал я ему с чувством, наша девушка уж если потянется, так хоть святых выноси. Надо сказать, что меня безмерно задевали все эти частности. Я, конечно, отвел душу в Китае, отдыхая от моих чрезмерно цивилизованных соотечественниц, но ведь в скором времени мне надо было возвращаться обратно домой и снова попадать в ту атмосферу войны и соперничества, которая так свойственна у нас отношениям между полами. Но меня сильно утешало сознание, что не везде, оказывается, это дело поставлено так по-дурацки, как у нас. Раньше я не мог поверить, что я один тут подхожу к делу здраво и разумно, иду в ногу, когда весь взвод идет не в ногу. Но теперь я твердо знал, что есть огромная страна, целый мир, можно сказать, по населению превышающий весь наш Запад вместе взятый (с Россией, Европой и Америкой), где все это устроено по-настоящему, по-человечески, так, как мне и хотелось бы. Эта внезапно обретенная уверенность в своей правоте бальзамом проливалась на мою душу. До путешествия по Китаю я никогда бы не догадался, что причина моих неудач заключается не в том, что я что-то делаю неправильно и не могу, не в состоянии понять, как это поправить, а в том, что общий подход к этому делу у нас на Западе в корне неверен и порочен. Может быть, это просто следствие того, что наша цивилизация уже вырождается самым явственным образом. Когда-нибудь этот закат, давно уже предсказанный, должен был наконец наступить.