Сергей Довлатов - Иностранка

Муся не звонила с октября. Ходили слухи, что она работает в каком-то непотребном заведении. Мол, чуть ли не снимается в порнографическом кино.

Я раза два звонил, но безуспешно. Телефон за неуплату отключили. Странно, думал я. Как могут сочетаться порнография и бедность?!

Говорили, что у Муси, не считая Рафаэля – пять любовников. Один из них

– полковник КГБ. Что тоже вызывало у меня известные сомнения. Без телефона, я считал, подобный образ жизни невозможен.

Говорили, что Маруся возвращается на родину. И более того – она давно в Москве. Ее уже допрашивают на Лубянке.

Характерно, что при этом наши женщины сердились. Говорили – да кому она нужна?! Так, словно оказаться на Лубянке было честью.

Говорили и про Рафаэля. Например, что он торгует героином и марихуаной. Что за ним который год охотится полиция. Что Рафаэль одновременно мелкий хулиган и крупный гангстер. И что кончит он в тюрьме. То есть опять же на Лубянке, правда, местного значения. Допустим, в Алькатрасе. Или как у них тут это называется?..

Мои дела в ту пору шли неплохо. Вышла "Зона" на английском языке. На радио "Свобода" увеличилось число моих еженедельных передач. Разбитый "Крайслер" я сменил на более приличную "Импалу". Стал задумываться о покупке дачи. И так далее.

Чужое неблагополучие меня, конечно, беспокоило. Однако в меньшей степени, чем раньше. Так оно с людьми и происходит.

Я все чаще повторял:

"Достойный человек в мои года принадлежит не обществу, а Богу и семье…"

И тут звонит Маруся. (Счет за телефон, как видно, оплатила.)

– Катастрофа!

– Что случилось?

– Все пропало! Этого я не переживу'

– В чем дело? Рафа? Левушка? Скажи мне, что произошло?!

Она заплакала, и я совсем перепугался.

– Муська, – говорю ей, – успокойся! Что такое? Все на свете поправимо…

А она рыдает и не может говорить. Хотя такие, как Маруся, плачут раз в сто лет. И то притворно…

Наконец сквозь плач донесся возглас безграничного отчаяния:

– Лоло!

– О, Боже. Что с ним?

Муся (четко и раздельно, преодолевая немоту свершившегося горя):

– У-ле-тел!..

Как выяснилось, мерзкий попугай сломал очередную клетку. Опрокинул вазу с гладиолусами. В спальне разбросал Марусину косметику. На кухне съел ванильное печенье.

Под конец наведался в сортир, где увидал раскрытое окно. И был таков.

Что им руководило? Ощущение вины? Любовь к свободе? Жажда приключений? Неизвестно…

Я стал утешать Марусю. Говорю:

– Послушай, он вернется. Есть захочет и придет. Вернее – прилетит. Маруся снова плачет:

– Ни за что! Лоло ужасно гордый. Я его недавно стукнула газетой… И затем:

– Он был единственным мужчиной в Форест Хиллсе… Нет у меня ближе человека…

Плачет и рыдает.

Видно, так уж получилось. Чаша Мусиного горя переполнилась. Лоло явился тут, что называется. последней каплей.

Все нормально. Я такие вещи знаю по себе. Бывает, жизнь не ладится: долги, короста многодневного похмелья, страх и ужас. Творческий застой. Очередная рукопись в издательстве лежит который год. Дурацкие рецензии в журналах. Зубы явно требуют ремонта. Дочке нездоровится. Жена грозит разводом. Лучший друг в тюрьме. Короче, все не так.

И вдруг заклинит, скажем, молнию на брюках. Или же, к примеру, раздражение на морде от бритья. И ты всерьез уверен – если бы не эта пакостная молния! Ах, если бы не эти отвратительные пятна! Жил бы я и радовался! Ладно…

Муся все кричит:

– Будь проклята Россия, эмиграция, Америка!..

– Откуда ты звонишь?

– Из дома.

– Заходи.

– Мне надо Левушку кормить. И Рафа должен появиться… Что я им скажу?! О, Господи, ну что я им скажу?!..

И Муся снова зарыдала.

А дальнейший ход событий был таков. К шести явился Рафа. Он спросил:

– В чем дело?

Муся еле слышно выговорила:

– Лоло!

И Рафа сразу вышел, обронив единственное слово:

– Жди!

В шесть тридцать он был на Джамайке. Там, где брат его Рауль владел кар-сервисом "Зигзаг удачи". Молодой диспетчер сообщил, что брата нет. Что он поехал к своему дантисту. Будет завтра утром.

Рафаэль сказал:

– Как жаль. Затем добавил:

– Встань-ка.

Молодой диспетчер с удивлением приподнял брови.

– Встань, – повысил голос Рафаэль.

И, оттолкнув диспетчера, склонился над мигающими лампочками пульта.

Микрофон в его руке напоминал фужер. Причем фужер с каким-то дьявольским, целительным напитком.

Медленно, отчетливо и внятно Рафа произнес:

– Внимание! Внимание! Внимание? Затем он выждал паузу и начал:

– Братья!..

И через секунду:

– Слушайте меня! У микрофона Рафаэль Хосе Белинда Чикориллио Гонзалес!.. В голосе его теперь звучали межпланетные космические ноты:

– Все, кто на трассе! Все, кто на трассе! Все, кто на трассе, с пассажиром или без. С хорошей выручкой или пустым карманом. С печалью в сердце или радостной улыбкой на лице… К вам обращаюсь я, друзья мои!..

– Все шире разносился его голос над холмами. Разрывными пулями неслись в эфир слова:

– Исчез зеленый попугай! Ловите попугая! Отзывается на клички: Стари Джопа, Пос, Мьюдилло и Засранэс…

Рафаэль упорно и настойчиво твердил;

– Исчез зеленый попугай! Ловите попугая!..

Что-то странное происходило в нашем замечательном районе. Вдоль по улицам неслись десятка три автомашин с зажженными мерцающими фарами. Сирены выли не переставая.

Рафаэль, склонившийся над пультом, черпал информацию:

– Алло! Я – тридцать восемь, два, одиннадцать. Сворачиваю на Континентал. Вижу под углом три четверти – зеленый неопознанный объект… Простите, босс, но это светофор!..

– Хай! Я – Лу Рамирес. Следую по Шестьдесят четвертой к "Александерсу". В квадрате "ноль один" – зеленая стремительная птица. Вышел на преследование… Догоняю… О, каррамба! Это "Боинг Ал Италиа"…

– Эй, босс! Я – Фреди Аламо, двенадцать, сорок шесть. Иду по Елоустоун к Джуэл авеню. Преследую двух чудных филиппинок. Жду вас, босс!.. Что?.. Попугай? Тогда меняю курс на запад…

Час спустя все магистрали Форест-Хиллса были полностью охвачены дозорами. Отчеты поступали беспрерывно:

– Босс! Оно зеленое и лает! Думаю, что это крашеная такса!..

– Босс! Я задержал его и посадил в багажник. Крупный говорящий попугай. Конкретно, говорит, что он – Моргулис…

– Босс! Как насчет павлина?.. Что? Откуда я звоню? Из зоосекшн в Медоу-парке…

Слухи у нас распространяются быстро. К девяти часам на трассу выехали Баранов, Еселевский и Перцович. Следом поспешил Евсей Рубинчик в "Олдсмобиле". Пивоваров на своем рефрижератортраке. Аркаша Лернер на зеленой "Волве". Лемкус на разбитом мотоцикле "Харлей Дэвидсон", который выдала ему баптистская община.

Караваев и Зарецкий выставили пешие дозоры. Публицист Зарецкий нес огромный транспарант'