Джон Фаулз - Дэниел Мартин

Отвращение к себе звучало в его голосе, ясно виделось в лице.

– Ну хорошо. По невероятно завышенным христианским стандартам, тебе недостало милосердия. Но это же не означает, что ты в принципе судил неверно.

– Но я судил, основываясь на неверных принципах. – Энтони впился взглядом в глаза Дэну. – А то, что ты принял приговор не противясь, лишний раз доказывает это.

– Да почему же?

– Да милый ты мой, ведь судья, который ведет дело – я имею в виду твою пьесу, – столь явно исходя из своих собственных интересов, – судья неправедный, он был бы позором всему правосудию вообще. Особенно если учесть, что одно из его собственных предыдущих решений – то самое, тебе неизвестное, – и спровоцировало в значительной мере преступление, о котором шла речь. То, что теперь у тебя хватает доброты признать, что приговор был справедливым, доказывает твою относительную невиновность.

– А кто спровоцировал то твое «собственное предыдущее решение»? И как ты думаешь, почему это случилось лишь однажды? Почему, раз вступив на этот путь, мы сразу же отказались следовать по нему дальше?

– Да потому, что вы ошибочно решили, что я – потерпевшая сторона.

Дэн отрицательно покачал головой:

– Все гораздо проще. Я был недостаточно хорош для Джейн. А она – недостаточно плоха для меня.

– Я полагаю, что мог бы легко убедить тебя в обратном. Но даже если бы так было на самом деле, вы принесли бы гораздо больше пользы друг другу, чем… – Он умолк, не продолжив сравнения.

Дэн поболтал остатки хереса в бокале. Энтони не желал расставаться с поразившими его стрелами, так что – в роли лучника – Дэн решил промолчать. А Энтони – в роли поражаемого стрелами мученика – снова скривил рот, иронизируя над собой:

– Кошмар. Этакая мелодрама на смертном одре. Но я и вправду очень хотел просто повидаться с тобой. Услышать, как ты живешь.

– Про «Оскаров», отправленных в нужник?

– Ну ведь не все же заслуживает сожаления?

– Нет, конечно, если жить этим изо дня в день. Что я и делаю. По большей части.

– Есть философии и похуже этой.

– Пока не начнешь подводить итоги.

– Одного плакальщика на эту комнату вполне достаточно. Дэн улыбнулся в ответ на этот упрек:

– Думаю, я стал, как Джейн, детерминистом. Более или менее ухожу в себя.

– Уход в себя несовместим с детерминизмом.

– Если ты не рожден выбирать путь наименьшего сопротивления.

– Это пораженчество, а не детерминизм.

– Ну, человек может сам выбрать себе что-то из плывущих мимо обломков. Но это ведь дела не меняет?

Энтони поднял вверх палец:

– Чувствую присутствие святого Сэмюэла Беккета 153и его изощреннейшего французского абсурда. Отъявленный романтический пессимизм.

– А теперь ты несправедлив к Беккету.

– Ничуть не более, чем был бы Паскаль. Или – Вольтер. Mutatis mutandis 154.

– Вряд ли.

– На днях один из моих самых всерьез довольных собою оксфордских коллег пытался утешить меня, рассуждая о грядущей экологической катастрофе. Вроде бы мне необычайно повезло, что я ухожу, не дождавшись всепланетного фиаско. А я ответил, что он свободен в выборе и может ко мне присоединиться.

Дэн рассмеялся:

– Но то, что он отказался, вовсе не опровергает его утверждений, не так ли?

– Позволь мне предположить, что пьеса, в которой мы все участвуем, и вполовину не столь плоха, как утверждают глашатаи конца света. В конечном счете та самая тварь земная, что несет зло, есть тварь, способная мыслить. – Он взглянул на Дэна с былой шутливой насмешкой: – Бог для меня – по-прежнему неразрешимая загадка. А вот с дьяволом – полная ясность.

– И что же он такое?

Он не видит целого. – Энтони снова смотрел в пол. – Год или два назад один мой студент сообщил мне, что двадцатый век помог нам понять, что все мы – актеры в дурной комедии, и понимание это пришло в тот самый момент, когда выяснилось, что комедию эту никто не писал, никто не смотрит, а единственный театр в городе, где она играется, – это кладбище.

– И что же ты сказал на это?

– Что ему следует бросить занятия философией и пойти по твоим стопам.

– Недобрый совет.

– Ничего подобного. Ты затворился в мире алогичных мечтаний, мы обречены жить в мире логических построений. Там слово – игра. Тут слово – инструмент. До тех пор, пока одно не пытается выдать себя за другое.

– И ты никогда не пытаешься играть этими инструментами?

– Ну я вряд ли смогу отрицать, что мы с тобой одинаково склонны злоупотреблять своими орудиями.

Оба заулыбались, я думаю, впервые совершенно искренне, по всей вероятности, потому, что одновременно вспомнили былые беседы, любовь к таким вот каламбурам, игру словами; потому, что оба понимали – эта встреча близится к концу… и если они – каждый со своей стороны – не нашли друг в друге того, что ожидали, все же осталось в них нечто глубинное, не изменившееся вопреки всем изменившимся внешним обстоятельствам. Время улеглось, успокоенное, хоть и не побежденное. Энтони снова выпрямился в кресле.

– Дэн, я даже выразить не могу, как все это существенно для меня. Какой подарок ты мне сделал.

– Для меня тоже.

– Знаешь, я испытываю удивительно странное чувство оптимизма по поводу состояния человечества. Не могу объяснить… Это… ну, я думаю, тут что-то большее, чем просто вера. Существует кое-что поглупее теории совершенствования.

– Невозможность совершенствования?

Энтони кивнул:

– Просто – мы выкарабкаемся. Несмотря на все наши несовершенства. Если только поймем, что начинать нужно с себя. С собственной биографии. Вместо того чтобы возлагать вину на все и вся, существующие под солнцем помимо нас. – Он лукаво взглянул на Дэна. – Я порой думаю оставить человечеству в качестве завещания последний мистический лозунг: «Вглядитесь в себя!» – Он помолчал с минуту, потом повыше натянул плед и сказал: – Вглядевшись в себя, отправлюсь-ка я, пожалуй, на боковую. Стать банальным еще хуже, чем быть сентиментальным.

– Ты имеешь право на арию. – Энтони не понял. – Старый голливудский жаргон. Знаменитая фразочка Голдвина 155: «Кончай со своей паршивой болтовней, арии вышли из моды вместе с Шекспиром!»

Энтони поднял голову – ему понравилось.

– Это надо запомнить. – Вгляделся Дэну в глаза: – Ты понимаешь, что я пытался сказать тебе, Дэн?

– Разумеется.

– Я знаю Джейн лучше, чем кто-либо еще в этом мире. Несмотря ни на что. Она действительно нуждается в помощи. В добром самаритянине 156.

– Сделаю все, что в моих силах. – Дэн протянул руку, коснулся пальцев Энтони и встал. – Приду завтра. Представлю тебе все ужасы мира, в котором живу. Тогда попробуй отвергнуть Шпенглера 157, если удастся.

– Я буду рад.

– И не беспокойся о прошлом. Главные недостатки проекта обнаружились в неодушевленных предметах. В окружающей жизни. Не в нас.