Александр Чаковский - Блокада. Книга 5

– Наверное, домой повернул, – высказал свое предположение Смирнов.

– Ну и черт с ним, – зло сказал Соколов. – Пусть отогревается на печке, если у него совести нет. Без проводника дойдем. Хоть ползком, а доберемся до Кобоны.

Он потянул кверху рукав маскхалата и посмотрел на часы. Было без десяти одиннадцать. С тех пор, как они спустились на лед, прошло более пяти часов, а, судя по всему, прошагали они не более семи километров. Значит, скорость их движения – полтора километра в час. Не шибко!

И тем не менее Соколов понимал, что людям надо дать отдых.

– Дмитриев! – крикнул он. – Объяви привал на пятнадцать минут. Пусть закусят люди. И пойди проведай комиссара, как он там, в хвосте, чувствует себя. – Потом повернулся в сторону Смирнова, пригласил: – Присядем, Ваня, вон за этим айсбергом.

Многочисленными своими остроконечными вершинами, припорошенными снегом, торос этот напоминал не айсберг, а скорее какой-то сказочный замок в миниатюре. Они зашли с подветренной стороны и присели у основания ледяной глыбы, прижавшись к ней спинами.

– Закусить хочешь, командир? – спросил Смирнов, кладя на колени карабин и пешню, сбрасывая с плеч лямки вещмешка.

– И это тоже, – ответил Соколов. – А пока помоги-ка стянуть сапог.

– Разрешите, я помогу, – раздался голос Кушелева. Они и не заметили, как связной оказался рядом.

– Ты… в боевом охранении стой! – приказал Соколов и, видя, что Кушелев отступил лишь на шаг, добавил строже: – Дальше, дальше, за торос давай!

Когда Кушелев скрылся, Соколов попробовал было разуться без посторонней помощи, но у него ничего не получилось.

– Так и думал, что не стяну. Портянка завернулась, – пробормотал он. – Давай-ка, Иван Иваныч, помогай.

Смирнов прислонил к торосу карабин и пешню, положил на снег мешок и, ухватившись за сапог Соколова, с силой потянул на себя.

Сквозь портянку, намотанную поверх шерстяного носка, отчетливо проступали красные пятна.

– Так… – с откровенной досадой проговорил Смирнов.

– Думаешь, ногу сбил? – встрепенулся Соколов.

– Не думаю, командир. Гвозди это.

– Откуда знаешь?

– Оттуда же…

– Значит, и у тебя?..

– Всю подошву содрали, – признался Смирнов. – Пробовал прикладом карабина опять наружу выбить – вылезают, сволочи.

– Как же ты идешь?

– А ты как?

– Ясно, – кивнул Соколов, пытаясь припомнить, чьи еще сапоги прошли обработку изобретательного сапожника.

– Клещи бы были, мы бы эти чертовы гвозди повытаскали. А пальцами не выходит, я пробовал, – безнадежно сказал Смирнов.

Разутая на морозе нога стала мерзнуть. Соколов поставил сапог на лед, взял смирновский карабин, опустил приклад в голенище и несколько раз сильно ударил. Затем развернул окровавленную портянку, снова обмотал ею носок, заткнул конец выше лодыжки и сунул ногу в сапог.

– Как будто лучше, – неуверенно сказал Соколов.

– Через десять шагов снова начнут давить, – отозвался Смирнов. – Здесь клещи нужны или плоскогубцы.

– Больше никто не жаловался? – спросил Соколов.

– Жаловаться никто не будет, – уверенно произнес Смирнов. – Знают, зачем и куда идут. Стерпят.

– Это… наверное, стерпят. А если не дойдем?

– Чего?

– Я говорю: гвозди – стерпят. А кто из души гвоздь вынет, если не проложим трассу?

Смирнов молча достал из вещмешка сухарь, разломил его пополам и одну половину протянул Соколову.

– Что ж, начнем с твоих, – согласился Соколов и, пошарив в своем мешке, вытащил завернутую в бумагу колбасу. Попробовал разломать ее надвое – не поддалась. – Дай-ка пешню, – попросил он Смирнова. Тот протянул ему одну из двух пешней, прислоненных к торосу. Соколов с трудом разрубил неподатливую колбасу и протянул полкуска Смирнову.

Несколько минут они ели молча, едва разгрызая темно-красные обрубки заледенелой колбасы. Наконец, давая отдых зубам, Смирнов полюбопытствовал:

– Ты чего это меня про Дорпроект спросил? Я толком не понял.

– А-а, чепуха какая-то в голову полезла… Спросил, где после войны работать думаешь, – ответил Соколов, тоже прервав трапезу.

– Нашел тему для разговора! – усмехнулся Смирнов.

Некоторое время оба ели молча. Потом вдруг Смирнов возобновил прерванный разговор:

– До этого «после» еще дожить надо.

– Ты о чем? – не сразу сообразил Соколов, успевший уже забыть о своем вопросе, действительно не вязавшемся с обстановкой. Но, вспомнив, захотел все же получить ответ на него: – А если доживем?

– Ну, на свои старые места и вернемся.

Такой ответ почему-то не понравился Соколову.

– Неверно это, Иван Иванович, – возразил он.

– Что неверно?

– На старые места после такой войны возвращаться.

– Это почему же?

– И мы не те будем, и места не те.

– Не понимаю. В каком смысле?

– В переносном, в переносном. Другими люди станут.

– Усталыми?

– Нет. Более добрыми и более мудрыми. Переменится после войны многое. То, за что воюем, должно, конечно, остаться. А то, что мешало делу и счастью людей, непременно исчезнуть должно. В жизни, брат, ничто даром не проходит. Ты подумай: мы вот трассу проложим, по ней хлеб в Ленинград пойдет, а потом лето настанет – и снова вода на этом месте. Так как полагаешь, бесследно эта трасса исчезнет?

– Опять в переносном?

– Нет, теперь уже в прямом. По сердцу людскому эта трасса пройдет, вот что. Навечно.

– Надо сначала проложить. А то, – прости, если по старой дружбе напрямик скажу, – сидят два дурака на льду и невесть о чем рассуждают.

– Тут ты прав. Подъем!.. Гвозди стерпишь?

– Говорят, что индийские факиры по битому стеклу голыми ногами шагают, и хоть бы хны. Значит, гвозди и подавно в человеческих возможностях.

– Ладно, факир! – усмехнулся Соколов и, может быть, первым в эти тяжелые дни произнес слова, которые вскоре станут победным кличем всей Красной Армии: – Вперед! Только вперед!

Неожиданно появился проводник. Он вынырнул из снежной круговерти, будто распахнув в ней дверь, и, услышав последние слова Соколова, сказал безнадежно:

– Не пройдем вперед, товарищ командир.

– Откуда ты, отец? – удивился Соколов. – А мы-то думали… – Он замялся и закончил шуткой: – Думали, что к знакомым рыбам нырнул, под лед провалился…

– Я не провалюсь, товарищ командир, – сипло ответил старик. – Мною тут все места хоженые-перехоженые. Кабы не снег, я бы тебе следы лунок наших позавчерашних показал. А дальше не пройдем. На берегу тебе это говорил и сейчас то же скажу.

– А ты не каркай, – насупился Соколов.

– Это вороны каркают, – обиделся рыбак. – Я тебе дело говорю: не пройдем.

– Если трусишь, ступай назад, – резко сказал Соколов. – Людей пугать не позволю.

– Бросать товарищей – не в наших рыбацких правилах, – с достоинством ответил проводник. – Вместе вышли, вместе и вернемся. Одной веревочкой связаны.