Александр Чаковский - Блокада. Книга 5

Затем он увидел еще одну машину, тоже «эмку», с бело-серыми разводами зимнего камуфляжа, и твердо решил: «Если не замедлит хода, лягу перед ней на дорогу».

Анатолий побежал навстречу этой машине, размахивая руками, и тотчас заметил, что она сбавляет ход. В двух-трех метрах от него «эмка» остановилась. Сквозь слегка заиндевевшее ветровое стекло Анатолий увидел рядом с шофером бровастого человека в полушубке и шапке-ушанке, очевидно, командира. Бровастый распахнул дверцу и, высунувшись наполовину, строго спросил:

– В чем дело?

– Я прошу вас… я умоляю вас… – задыхаясь, бормотал Анатолий. – Мой отец умирает… Нужен врач… Нужен немедленно врач!..

– Спокойно, спокойно, – по-прежнему строго сказал командир, хмуря густые черные брови. – Где ваш отец? На работе, что ли?

– Нет, нет, он дома… Это совсем рядом… Совсем близко отсюда, – продолжал бормотать Анатолий. – Мой отец – архитектор Валицкий, известный человек, академик, я прошу вас…

Командир взялся за ручку автомобильной дверцы, и Анатолию показалось, что он собирается уехать. Анатолий обеими руками вцепился в край дверцы, крича в отчаянии:

– Я прошу вас, прошу!..

– Перестаньте зря тратить время, – услышал он в ответ. – Садитесь сзади.

Анатолий рывком раскрыл заднюю дверь, сидевшие за нею два автоматчика подвинулись, освобождая ему место. А командир, не спросив у него адреса, сам распорядился:

– На Мойку!

…Через три-четыре минуты машина остановилась у подъезда дома, где жили Валицкие. Командир вышел из кабины и приказал шоферу:

– В ближайшую поликлинику. Привезите врача…

Дверь в квартиру была распахнута. Анатолий забыл закрыть ее. Незнакомый военный вошел именно в эту дверь, как будто знал, что здесь живет Валицкий. Только в передней, обернувшись к Анатолию, спросил:

– Где он лежит?

– Сюда, сюда, пожалуйста, – заторопился Анатолий, забегая вперед.

…Валицкий по-прежнему неподвижно лежал на диване лицом вверх, свесив к полу безжизненную руку.

– Что с ним случилось? – спросил командир Анатолия.

– Я не знаю… Просто не знаю, – растерянно откликнулся тот. – Мы сидели, разговаривали, потом он встал и… почему-то упал.

Командир подошел к дивану, некоторое время сосредоточенно смотрел на Валицкого. Не оборачиваясь, сказал:

– Он дышит.

Да, да, теперь и Анатолий видел, что отец дышал. Полуобнаженная грудь заметно приподнималась и опускалась. Открытие это разом успокоило его.

– Значит, вы сын? – спросил командир, рассматривая теперь Анатолия.

Анатолий в свою очередь скользнул по незнакомцу изучающим взглядом. Хотелось увидеть его знаки различия, однако их скрывал тугой ворот полушубка. Войдя в квартиру, незнакомец снял лишь шапку со звездой и теперь держал ее в руках.

Но какие бы знаки различия ни носил этот человек, он, несомненно, был начальником. Анатолий торопливо застегнул ворот своей гимнастерки, схватил свой ремень, подпоясался и лишь после этого ответил ему:

– Да, я его сын, товарищ командир.

– Где служите?

– В отдельном строительном батальоне двадцать третьей армии, товарищ командир.

– Имеете образование?

– Да. Почти закончил строительный институт.

– Значит, служба по специальности?

– Так точно.

– Идите встречайте врача. Он должен быть сейчас.

Анатолий схватил шинель, шапку и послушно направился к двери…

«Эмка» подъехала минут через десять. Из нее вышел немолодой человек с небольшим саквояжем в руке. Анатолий выхватил у него этот саквояж и устремился к подъезду, приговаривая:

– Сюда, доктор… Скорее, пожалуйста…

Когда они вошли в кабинет Валицкого, командир сидел за письменным столом. Врач поздоровался с ним, как с давним знакомым:

– Здравствуйте, Сергей Афанасьевич!

– Здравствуйте, – ответил тот, вставая. – Прошу вас срочно заняться больным. Это очень нужный и… очень хороший человек. К сожалению, сам я спешу по неотложным делам. С вами останется сын больного. Если потребуется какая-то помощь с моей стороны, позвоните.

– Товарищ командир, – нерешительно подал голос Анатолий, – я через два часа должен возвращаться в часть. У меня увольнение только на сутки.

– Дайте вашу увольнительную, – приказал незнакомец.

Еще плохо отдавая себе отчет в происходящем, Анатолий торопливо вытащил из кармана отпускное свидетельство. Незнакомый военный вернулся к письменному столу, взял один из лежавших там карандашей, написал что-то на документе и оставил его там же, на столе.

Анатолий пошел проводить командира, и, когда они очутились вдвоем в пустом коридоре, тот спросил неожиданно:

– Там на столе… рисунок. Я нашел его на полу. Почему он смят?

– Я… не знаю, – дрогнувшим голосом ответил Анатолий. – Может, отец сам…

– Этого не может быть! – тоном, не терпящим возражений, прервал его странный военный. – Он сам этого сделать не мог. – Помедлил секунду, поднес руку к шапке и, перешагнув порог, захлопнул за собой дверь.

Анатолий медленно пошел назад, в кабинет отца, тщетно гадая: «Кто он такой, этот человек? Откуда знает отца и то, в каком доме квартируют они на Мойке? Почему так уверенно поднимался по лестнице – уж не бывал ли здесь раньше?.. И что он знает об этом злополучном рисунке?!»

Вернувшись, Анатолий хотел первым делом посмотреть, что именно написал этот командир на его отпускном свидетельстве, но врач помешал.

– Я полагаю, – заговорил он, укладывая в чемодан шприц и стетоскоп, – что у отца вашего гипертонический криз. Скажите, больной не перенес какого-нибудь внезапного потрясения?

– Нет, что вы! – поспешно ответил Анатолий. – Я только что вернулся с фронта, и он был так обрадован!

– Это тоже могло быть причиной, – заключил врач. – Сильное душевное волнение. Представляю себе, если бы мой сын… Но мой не вернется: погиб на «Невском пятачке»…

Что говорил врач дальше, Анатолий уже не слышал. Не заметил даже, как он оделся и вышел. Анатолий читал и перечитывал надпись, сделанную красным карандашом на отпускном свидетельстве: «Пребывание в Ленинграде продлено на пять дней. Член Военного совета Ленфронта дивизионный комиссар Васнецов».

Придя в себя, Федор Васильевич понял, что быстро оказанной ему помощью он обязан в первую очередь Васнецову, хотя Анатолий долго и с жаром рассказывал, каких трудов стоило ему остановить машину и уговорить секретаря горкома принять участие в судьбе отца.

Вечером снова пришел врач, проверил пульс Валицкого, измерил давление, поводил пальцем перед глазами Федора Васильевича, сделал ему укол и сказал, что имеется распоряжение товарища Васнецова госпитализировать его. Валицкий буквально восстал. Никогда в жизни он не лежал в больнице, и она представлялась ему своего рода преддверием на тот свет.