Валентин Черных - Москва слезам не верит

– А кто? Почему я не знаю? Расскажите!

– Некогда, – оборвала ее Людмила, вышла в коридор, глянула в окно, увидела «Москвич» Николая. – Давай быстрее, а то передумает.

И тут Катерина обнаружила раскрытый чемодан Антонины со всеми ее вещами. Его закрыли на один замок, другой был сломан, перетянули веревкой и пошли к выходу.

Николай вышел из машины, пожал руки Катерине и Людмиле, уложил чемодан на заднее сиденье и открыл переднюю дверцу. Антонина расцеловалась с подругами, села рядом с Николаем, и он, посигналив, тронул машину. Катерина глянула вверх. Об этом событии, вероятно, знало все общежитие. Из окон десятки девушек махали вслед уезжающему «Москвичу». И каждая наверняка думала, что и она скоро уедет из общежития.

…Почти через двадцать лет, когда ее машина была в ремонте и она пользовалась служебной, Катерина однажды отвозила домой главного инженера, который жил в районе Химки-Ховрино, и попросила водителя остановиться возле общежития. Она вошла в подъезд. На проходной уже не было вахтерши. Она поднялась на второй этаж, прошла до своей комнаты, постучала. Ей ответили:

– Можно! Мы готовы.

Она вошла и увидела двух сорокалетних теток, толстых, одетых в застиранные ситцевые халаты. В одной она узнала Зинаиду, с которой работала в цехе металлической галантереи. Другую с трудом вспомнила, кажется, она была из цеха кожаной галантереи. Женщины ужинали. На столе стояла сковорода с жареными макаронами и бутылка портвейна, уже наполовину пустая. Зинаида полупьяно улыбнулась:

– Вы к кому?

– Извините, – пробормотала Катерина. – Я ошиблась.

Ее не узнали, а устраивать вечер воспоминаний не хотелось. Да и что вспоминать? Двадцать лет назад, почти одновременно с Катериной, Зинаида въехала в это общежитие. Лет через двадцать ее отсюда вынесут. Может быть, Зинаида выходила замуж, и, наверное, неудачно, если вернулась в общежитие. А может быть, никогда и никуда отсюда не выезжала, если только в дома отдыха по профсоюзным путевкам за треть стоимости или в санаторий: судя по теплым чулкам в середине лета, у нее болели ноги, как у всех женщин, которые простояли у станков по двадцать лет.

Могло и со мной такое случиться, подумала Катерина, выходя из общежития…

А пока она с Людмилой вернулась в свою комнату.

– Мы не будем сразу объявлять, что Антонина здесь не живет. Вынесем ее кровать, хоть задницами не будем стукаться, – сказала обрадованно Людмила.

– Как только она выпишется, чтобы прописаться к Николаю, к нам тут же кого-нибудь подселят, – Катерина всегда просчитывала варианты.

– Ладно тебе! Хоть месяц поживем по-человечески. Что-то ты невеселая? Рудольфу, что ли, все рассказала?

– Ничего не рассказала. Хочу все обдумать. А ему сказала, что, возможно, до конца августа на каникулы уеду в деревню.

– Изабеллу предупредила?

– Предупредила.

– И чудненько. Мужику тоже надо дать время на обдумывание. За месяц ему или очень захочется быть с тобой, или встретит тебя и, как обычно: Привет! Привет! Как живешь? Хорошо. А как ты? Тоже хорошо. Для мужика даже месяца не надо. До него уже через неделю доходит: хочет он тебя и только тебя. Или можно трахнуться с другой.

– А что у тебя с Гуриным? – спросила Катерина.

– Все рассказала. С юмором.

– И что же он?

– Юмор дошел не сразу. Даже попытался обидеться.

– Ну а ты?

– Тут же послала его подальше. Тоже мне, принц датский!

– А он?

– Начал, конечно, просить прощения. Простила на первый раз.

– Ну и что дальше?

– Дальше, как говорит один мой знакомый, – шире размах прыжков в воду. Недели две я с ним повстречаюсь или даже месяц, двух недель мало – у него сплошные сборы. А потом намекну, что мне надоела общежитская жизнь. Я хочу нормальной семьи. И мне даже некоторые предлагают, но я люблю только его, так что пусть решает. Я думаю, он решит.

– А ты его любишь?

– Вообще-то он мне нравится. И в постели тоже совсем не плох. Свою шайбу загоняет хорошо. Есть, конечно, сложности. Как я узнала, им квартиры дают года через три-четыре, особенно если команда станет чемпионом страны, а еще лучше – Европы. Ждать четыре года я, конечно, не буду. В кооператив они могут вступать сразу, как только попадут в сборную. Две-три поездки за кордон – я уже узнала, что надо покупать в Чехословакии и Швеции, все продам выгодно, – и через полгода внесем первый взнос, а через год въедем в новую квартиру. А пока можно поснимать комнату. Я уже больше не могу в общежитии. Все эти запахи борщей, жареного сала, хозяйственного мыла! – Людмила передернула плечами.

– А если с Гуриным не получится? – усомнилась Катерина.

– Получится, – успокоила ее Людмила. – Я все просчитала. Пока идет, как задумано. У меня вариант простой. Тебе будет посложнее.

– А может быть, у меня этого варианта и не будет.

– Нет уж, – сказала Людмила, – игру надо играть до конца. У тебя же пока все хорошо! Я же вижу, что он влюбился, матери ты тоже понравилась. Все замечательно!

– Кроме того, что я их обманула.

– Никого ты не обманула. Ну, не дочь, а внучатая племянница. Ну, не студентка, так все равно станешь ею, ты же упорная! И то, что ты взяла тайм-аут на месяц, тоже замечательно!

Людмила достала бутылку «Мукузани».

– Давай выпьем за счастье Антонины. Я ей предлагала, она отказалась, говорит, будет пахнуть, Николай может почувствовать. Да Николай для уверенности сам не меньше стакана засосет.

Людмила разлила вино по чайным чашкам. Они все собирались купить фужеры, но так и не собрались.

Девушки выпили. Людмила закурила длинную сигарету с фильтром. Катерина таких еще не видела. Она тоже затянулась несколько раз, у нее закружилась голова, и стало вдруг легко и все понятно. Если получается у Людмилы и Антонины, почему не должно получиться у нее? От пережитых за день волнений ей захотелось спать. Она прилегла, не раздеваясь, и тут же уснула.

Дом, в котором жил Николай с родителями, был в том же микрорайоне, что и общежитие. Получив квартиру в панельном пятиэтажном доме в микрорайоне Химки-Ховрино, родители Николая уволились с автозавода, на котором работали много лет, и устроились здесь же, в таксомоторном парке: отец – слесарем, а мать – кладовщицей. Николай после демобилизации из армии пошел на стройку, тоже поближе к дому. Москва строилась, расползаясь по окраинам. Поэтому рабочие, специальности которых находили применение в любом районе Москвы, обычно устраивались так, чтобы на работу далеко не мотаться. Продолжали ездить – иногда на другой конец города – ученые в свои институты и конструкторские бюро, служащие министерств и руководители всех рангов, чтобы не прерывать свое движение на верхние ступени власти.

Сидя в машине, Антонина поглядывала на Николая, который был сосредоточен и молчалив, и не могла найти слов, чтобы заговорить. Она уже решила, что каждый день будет готовить Николаю новые кушанья, но все рецепты у нее вдруг вылетели из головы, и она пожалела, что не купила книгу «О вкусной и здоровой пище». Собиралась купить, но не успела: предложение Николая, как она его ни ждала, оказалось все равно внезапным. Вчера они подали заявление в загс. Конечно, можно было подождать, пока их распишут, а потом уж переселиться к Николаю, но его родители уехали в отпуск, о Николае некому было заботиться, да и его мать в их последнем разговоре посоветовала: