Валентин Черных - Москва слезам не верит

– Ты чего раньше времени? – спросила она.

– Так получилось, – начала объяснять Катерина. – Я в Третьяковке с утра была.

– Могла хотя бы позвонить, предупредить, – недовольно пробурчала Людмила.

И тут Катерина кое-что сообразила. Она почувствовала, что краснеет.

– Извини, – Катерина начала снова повязывать платок. – Я пойду, пожалуй.

– Да ладно, – усмехнулась Людмила. – Проходи!

Катерина разделась, надела тапочки и увидела пожилого седого мужчину. Он курил длинную сигарету с фильтром. Мужчина встал и улыбнулся:

– Здравствуйте, Катерина.

– Здравствуйте. Вы меня знаете?

– Конечно, – подтвердил мужчина. – А вы меня не знаете?

– Не знаю.

– Я Петр Петрович. Разве Людмила вам обо мне не рассказывала?

– Не рассказывала. – Катерина растерялась, пытаясь вспомнить, что ей могла рассказывать Людмила.

– Не рассказывала, не рассказывала, – рассмеялась Людмила. – Ты знаешь, что я не болтливая и государственных тайн не разглашаю.

– Молодец. – Еровшин подвинул Катерине стул. – Садитесь, Катя!

– Проголодалась? – спросила Людмила.

– Не очень, – ответила Катерина.

– Значит, очень. Сейчас разогрею мясо. Развлекай подругу! – И Людмила ушла на кухню.

Катерину поразило, что Людмила такого пожилого мужчину называет на «ты» и что одета она в легкий нейлоновый халат, под которым не было ни лифчика, ни трусиков.

Теперь Катерина рассмотрела сидящего перед ней мужчину. С такими она еще не встречалась. Ее поразил его костюм: темно-серый в едва заметную коричневую полоску, темно-коричневый галстук, такого же цвета носки и светло-коричневые кожаные ботинки без шнурков на тонкой кожаной подошве. Как же он сейчас ходит в таких, подумала Катерина. Уже подтаивало, и по снегу, перемешанному с грязью, трудно было ходить, к тому же тротуары посыпали солью, и Катерина после каждого выхода из общежития вечером протирала и чистила зимние ботинки, на которых проступали соляные разводы.

– Я на машине, – сказал вдруг Еровшин. – Вы ведь подумали, как я хожу по такой слякоти?

И Катерина испугалась. Неужели он угадывает мысли?

Людмила принесла тушеное мясо, маслины, шпроты, зеленый горошек, мандарины и свежий огурец.

– Для тебя оставила, – сообщила она. – Тебе нужны свежие овощи.

Она достала початую бутылку вина.

– Тебе наливать?

– Не надо, – отказалась Катерина.

– Правильно, – сказал Еровшин. – Не надо. Сколько осталось, недели три?

– Четыре, – сказала Катерина.

– Замечательно! – обрадовался Еровшин. – Значит, маяться не будет.

– Почему? – не поняла Катерина.

– Родится в апреле. Говорят, что майские обычно маются. А я вас поздравляю с поступлением в институт.

– Это еще осенью было. Я уже зимнюю сессию сдаю.

– А вот Людмилу я не могу убедить, чтобы она пошла учиться. Она ведь очень способная.

– Я тоже так думаю, – призналась Катерина. – Она смогла бы стать и учителем, и врачом. Она умеет убеждать.

– Абсолютно с вами согласен. У нее просто дьявольская убедительность.

– Это когда? – посмеиваясь, спросила Людмила. – Когда я одетая или когда раздетая?

– Всегда, – заверил ее Еровшин и поднялся. – Девочки, с вами замечательно, но у меня дела. – Он подошел к Катерине. – Катя, все будет хорошо. Ни о чем не беспокойся. Вокруг тебя так много друзей.

– Не так и много, – вздохнула Катерина.

– Много, – не согласился Еровшин. – Людмила, Антонина, Николай, Леднев, твой директор, я – это совсем не мало, я уж не говорю об академике и Изабелле. До свидания!

Людмила поцеловала его в щеку, Катерина протянула руку. В передней он надел длинное пальто с кушаком, серую кепку, улыбнулся им и вышел.

– Кто это? – не утерпела Катерина, как только за Еровшиным закрылась дверь.

– Любовник, – ответила Людмила.

– Как ты не боишься? – ужаснулась Катерина. – А если бы приехал Гурин?

– А почему он должен приехать? Он в Новосибирске. Они завтра прилетают.

– А если он взял билет на другой рейс?

– Им билеты берут сразу на всю команду.

– Ну а вдруг? Получил травму. Или отменили рейс. Все может ведь случиться.

– Может, – согласилась Людмила, – но сегодня воскресенье. Даже если бы прилетела вся команда, этот козел не домой бы поехал, а на ипподром.

– У вас что-то случилось?

– Случилось, – ответила Людмила. – В прошлый понедельник мы должны были вносить первый взнос за квартиру – уже дом застраивают, я ездила смотреть. В конце Ленинского проспекта, тридцать восьмой квартал, по дороге во Внуково. В субботу сняли деньги со сберкнижки, а в воскресенье на ипподроме заезды. У него там поклонник работает. Гурин несколько раз выигрывал, не крупно, но и не по-мелкому. Шубу мне купил из цигейки. А здесь поставил немного, еще раз поставил остальные деньги – и все спустил. Я думаю, этого челябинского дурачка просто подставили. Я полгода откладывала каждый рубль. А вчера позвонили: или мы вносим две тысячи, или выбываем из числа пайщиков.

– И что же теперь делать? – ужаснулась Катерина. – У меня есть триста рублей.

– Да ничего не надо делать. Позвонила, объяснила ситуацию, и он привез деньги. – Людмила достала стопку сотенных.

– А когда отдавать надо?

– Никогда, – ответила Людмила. – Это подарок. Но Гурину я, конечно, скажу, что заняла, пусть погорбатится.

– Надо отдать, – забеспокоилась Катерина. – Иначе ты попадешь от него в зависимость.

– В какую зависимость? – усмехнулась Людмила. – Я в этой зависимости уже больше двух лет. И эта зависимость мне нравится. Приятная зависимость, когда в тебе ценят женщину, когда тебя любят, когда исполняют все твои желания. Ты думаешь, откуда у меня все эти дорогие шмотки?

– Ты говорила – из комиссионных магазинов.

– А ты хоть раз смотрела на цены в комиссионках?

– Я только один раз была в таком магазине, – призналась Катерина.

– И что купила?

– Ничего.

– Вот именно! На деньги, которые мы с тобой зарабатываем, можно купить разве что платье фабрики «Большевичка». Чтобы купить хорошие туфли, я должна откладывать деньги полгода.

– Но так живут все, – возразила Катерина.

– Как видишь, не все.

– А кто он?

– А ты думаешь кто?

– Не знаю, – призналась Катерина. – Одет очень хорошо, со вкусом. Дипломат.

– Вроде этого, – неопределенно ответила Людмила.

– Но у тебя же семья! Молодой муж! А он старик.

– Не старик. Не старик, – повторила Людмила. – Если бы молодой Гурин был, как этот старик. Гурин на своих тренировках так намудохается, что домой возвращается на полусогнутых. Поест и тут же засыпает.

– Вы же с ним в театры ходите!

– Он и в театре засыпает. Конечно, он хороший парень. Добрый, честный. Он же почти как киноартист. Все его узнают, автографы просят. Он доверчивый челябинский паренек. А Москва бьет с носка. Я ему говорила – не верь! Вот его и подсадили на ипподроме. Ладно! Все нормально, – Людмила налила себе вина, выпила, закурила. – В компаниях выпивать стал. Все предлагают – как же, знаменитость! А ему надо форму держать.