Валентин Черных - Москва слезам не верит

Она пошла дальше своего учителя. Отдел кадров подготовил ей списки, у кого когда день рождения. Начальникам служб она обычно звонила утром и поздравляла. Для работниц были заготовлены открытки со стандартным текстом, но если она знала работницу, то обязательно приписывала: «Зина, я тебя помню и люблю». Она имела на это право, проработав на комбинате почти пятнадцать лет.

Ее секретарю Аделаиде было под пятьдесят, она работала секретарем еще у директора галантерейной фабрики. Катерина, как только стала директором комбината, переманила ее от Леднева. Леднев вначале обиделся, но потом простил. Катерина все еще формировала свою команду, этому она тоже научилась у первого своего директора.

В комнате отдыха за кабинетом Катерина выпила кофе, выкурила сигарету, подумала, что сегодня день придется уплотнить: с Петровым она договорилась встретиться во второй половине дня и на комбинат сегодня вряд ли уже вернется.

Она вошла в кабинет, набрала номер телефона. Трубку снял главный инженер. По его усталому голосу она поняла, что он работал всю ночь.

– Здравствуй, – сказала она. – Что с новой установкой?

– Пока никак. Дает брак.

– Поезжай домой. Отдохни!

– Спасибо…

Катерина знала, что он не уйдет. Главным инженером он стал через день после того, как Катерину утвердили директором. Он тоже был из ее команды.

– Моя помощь нужна? – предложила Катерина.

– Спасибо.

– Тебе спасибо.

В приемной уже слышались голоса. Собрались начальники цехов и служб комбината. Начиналась ее работа.

Антонина и Николай тоже собирались на работу. И сыновей подняли – старшего Геннадия и младшего Димку. У Геннадия, отслужившего в армии, нашли язву желудка, и его комиссовали. Язву дома залечили, и он поступил в техникум на отделение ремонта электронной аппаратуры. Димка ходил в школу рядом с домом, но, чтобы не проспал, его поднимали вместе со всеми очень рано.

Антонина за эти годы раздалась и мало отличалась от своих сорокалетних сверстниц, которые проработали на стройке по двадцать лет. И Николай постарел, стал лысеть – правда, его это ничуть не волновало. Жизнь устоялась, дети подрастали. Несколько лет назад они получили трехкомнатную квартиру в Крылатском. И он, и Антонина тут же уволились из своего строительно-монтажного управления в Химки-Ховрино и поступили в точно такое же управление ближе к дому, так что на работу ходили пешком.

Антонина для себя, Николая и Димки жарила яичницу с ветчиной. Геннадию она варила овсянку, как советовали врачи. Сквозь аромат яичницы Антонина вдруг уловила табачный запах. Странно: обычно Николай закуривал только после завтрака. Она вышла на лоджию и увидела, что за горшком с цветами курил Геннадий.

– Ты что? – прошептала Антонина. – Тебе же нельзя. Да еще натощак.

– Мне уже все можно, – так же, шепотом, ответил Геннадий. И мать, и сын побаивались Николая, тот был скор на расправу.

Антонина поставила еду на стол, и все сели.

– Есть вопрос, – начал Геннадий.

– Давай, – поддержал Николай.

– Можно я в воскресенье Марину на дачу приглашу? Заодно и познакомитесь.

– Конечно пригласи, – тут же согласилась Антонина.

– Нет, – возразил Николай. – Две недели назад Оля, теперь Марина. Ты уж нас с окончательным вариантом познакомь.

– А как же он определит этот вариант? – возник тринадцатилетний Димка. – Только методом проб и ошибок.

– Это что за метод? – удивился Николай. – И в чем состоят пробы?

– Нет, мне лично Оля понравилась. Девочка клевая, – тут же попытался избежать конфликта Димка. – Но это не значит, что Генка должен к ней навсегда прилепиться.

– Вот так, мать, – мрачно заметил Николай. – Воспитали. А я вот в свое время как Антонину показал родителям, так и женился.

– А может быть, ты напрасно поторопился. Может быть, это был не оптимальный вариант, – вклинился Димка.

И тут же схлопотал от отца по затылку.

– И это воспитание! – огорчился Димка. – Только с позиции силы! А если, когда я вырасту и стану сильнее тебя и ты будешь всякую ерунду молоть, как я сейчас, я тебе тоже буду затрещины давать…

Николай отложил вилку и посмотрел на сына. Раньше было достаточно этого строгого взгляда, но сейчас сын выдержал его. Молчание затянулось. Отцу надо было отвечать.

– Насколько этот вариант оптимальный, проверить сейчас невозможно. Но если бы я другие варианты искал, вы бы здесь, умники, не сидели и не рассуждали.

– Это почему же? – возразил Геннадий. – Ты бы женился на другой женщине. И все равно здесь бы сидели Геннадий и Дмитрий. Мать говорила, что имена нам ты давал.

– Я бы на другой женщине не женился. Я любил вашу мать.

– Ты сразу влюбился? – поинтересовался Димка.

– Сразу, – подтвердил Николай.

– А что же в ней было такого особенного? Ты передай мне свой опыт, чтобы я не ошибся, – попросил Геннадий.

– Отвечай, – посмеиваясь, потребовала Антонина.

Николай задумался. С возрастом он стал еще медлительнее.

– Ну, во-первых, Антонина была девушка видная, – и Николай показал округлость груди.

– Значит, главное, чтобы было спереди, – глубокомысленно заметил Димка. – А на то, что сзади, тоже надо обращать внимание?

Николай попытался дотянуться до Димки, но тот ловко увернулся.

– Все, все. Вопросов больше нет. Я спрашиваю у тебя совета, а получаю затрещины. Дискуссии не получается.

– Не время для дискуссий, – пришла на помощь Николаю Антонина. – Обсудим эту проблему вечером, а сейчас нам на работу.

Ярко светило солнце, стояла почти летняя погода. Антонина и Николай молча шли к строящемуся многоэтажному дому. Антонина первая прервала молчание:

– Сами разберутся.

– Разберутся, – согласился Николай. – Но нельзя же так: сегодня одна, завтра другая. Ольга мне понравилась.

– А мне показалось, что она хотела понравиться, – возразила Антонина.

– Это хорошо. Если хочет понравиться, значит, у нее серьезные намерения.

– Возможно. – Антонина не стала спорить, но поделилась своими сомнениями: – Оля иногородняя, живет в общежитии. Если бы они поженились, надо было бы им выделить отдельную комнату. Димке тоже. Значит, мы – в проходной.

– Не жлобись. Помнишь, как сама говорила: москвичи, мол, жлобы, только о своей прописке и думают. И ты такая же стала. Я ведь когда привел тебя в квартиру родителей, они же не возражали.

– Я тоже не буду возражать, если это будет большая любовь.

– А как ее определить – большая или маленькая?

– А это ты сам сыновьям должен объяснить, что такое большая любовь и как в ней не ошибиться.

– Объясню, – пообещал Николай. И весь день молчал, наверное, обдумывал предстоящий вечером разговор.

Антонина и сама вдруг задумалась: в любви ли они прожили с Николаем двадцать лет? Вроде бы в любви. Она ему ни разу не изменила, хотя и нравился ей один сантехник. Николай был не жадный, по праздникам покупал ей цветы, других подарков не делал, потому что деньгами распоряжалась она. Антонина знала, что у Николая была своя заначка, – он свертывал четвертной и хранил его в тренчике брюк, маленьком карманчике для часов. Хотя уже давно мужчины носили наручные часы, швейные фабрики все еще шили брюки с тренчиками, может быть специально, чтобы мужчинам было куда прятать деньги.