Аркадий Вайнер - Визит к Минотавру

– Извините, пожалуйста, это Тихонов говорит. Я вас разбудил, наверное?

– Ты бы часа в четыре поинтересовался этим. Было бы уместнее…

Голос комиссара был сиплый, размазанный, просоночный, не было в нем обычных жестких ехидных нот. Я представил себе, как он стоит у телефона в пижаме, босиком, ежится от холода, а белые его волосы взбиты со сна на затылке хохолком. И красные складки-рубцы от подушки на щеке…

– Сколько времени сейчас? – спросил комиссар. – Темно, как у негра в животе.

– Пять минут второго…

– А-а, черт! – с досадой сказал он. – Снова придется снотворное принимать. А чего тебе неймется?

– Я по делу.

– А до утра твое дело не терпело? Ты из дому?

– Нет, я еще на Петровке, Лаврова со мной. Комиссар весело хмыкнул:

– Эх, Тихонов, мне бы твои годы, я бы знал, где по ночам с интересной девушкой… Так ты чего меня поднял?

– У нас есть соображения, как выйти на вора…

– Вот утром бы и сообщил свои соображения.

– Утром меня могут отстранить от дела.

– Ложкой не нахлебался, языком не налижешься. И ты меня не проверяй пробными шарами – знаешь ведь, не я один этот вопрос решаю.

– Я и не проверяю. Я хочу успеть сам поймать эту сволочь.

– Дело почтенное, – снова хмыкнул комиссар. – Подожди, я сигарету возьму…

Громыхнула на столике трубка, и стало тихо. Лаврова спросила:

– Бушует?

– Ничего, терпимо. Надо, чтобы он совсем проснулся. На другом конце провода раздался шорох, стук, комиссар взял трубку.

– Слушай, – сказал он. – Я ведь тебе велел идти домой отдыхать. Ты почему моих приказов не исполняешь?

– Официального приказа о моем отстранении еще не было, а свое рабочее время я волен распределять по усмотрению.

– Ну и глупо! Хороший сыщик должен много думать, а для этого надо крепко спать по ночам. Дураки да алхимики по ночам колобродят.

– У вас нервы здоровые, – сказал я.

– Нервы? – переспросил он. – Ничего. Нормальные нервы. С плохими нервами я бы от вас всех давно в психбольницу угодил. Так что у тебя там?

– Помните, вы мне про вора Калаганина рассказывали?

– Ну?

– Вы его на место в машине вывозили? В Серпухов?

– Нет. На электричке.

– А почему?

– Слушай, Тихонов, ты мне докладывать соображения позвонил или у тебя телефонный допрос запланирован?

– Докладывать. Но у меня тут одно место не складывается. Так почему на электричке?

– Не помню. Машины, наверное, не было. Я ведь тогда не начальником МУРа был, в твоей шкуре бегал, и с машинами было небогато.

– С Курского вокзала? – спросил я упавшим голосом.

– С Курского? – стал вспоминать комиссар. – Нет, подожди, подожди, с Белорусского мы его везли.,.

– В Серпухов – с Белорусского? Это же другая линия! Комиссар помолчал, почмокал губами, раскуривая гаснущую сигарету, отчетливо раздался щелчок зажигалки.

– . Вспомнил, – сказал твердо комиссар. – Вот сейчас все вспомнил. Мы его повезли на электричке, потому что он сказал, что был там один раз и сможет сориентироваться только, если повторит в точности весь маршрут. А ездил, мол, он с Белорусского вокзала в Серпухов…

– Так Серпухов же по Курской железной дороге, – продолжал я «выводить» комиссара.

– Да. Но от Белорусского пиния идет через город, мимо Станколита, по Комсомольской окружной до Курского вокзала, а далее – по маршруту следования. Хочешь – в Серпухов, хочешь – в Гагры…

– А вы знаете, почему вас Калаганин повез с Белорусского?

– Ну-ка, ну-ка, оживи тени ушедших…

– Калаганин в отличие от меня знал, что Курский и Белорусский вокзалы соединяются городской веткой, и неоднократно ездил по ней. В материалах дела есть допрос свидетельницы Клавдии Степаньшиной, его любовницы, у которой он регулярно бывал. Задолго до всех этих событий она была выселена из Москвы и проживала на станции Козине – сто третий километр Курской дороги. И ездил Калаганин не от Курского вокзала к Белорусскому, а в обратном направлении. От Степаньшиной он ездил на Белорусский вокзал и оттуда – далее…

– Почему? – заинтересовался комиссар.

– А там проживает мастер воровского инструмента. Скорее всего на станции Голицыно.

– Соображения? – четко осведомился комиссар.

– Я вновь внимательно прочитал ваше дело и понял, что действительно был там момент, когда Калаганин был близок к откровенности.

– Ну, спасибо за признание моих скромных заслуг, – усмехнулся где-то там, далеко, комиссар, но я и здесь увидел сумеречный блеск его золотых зубов.

– Не стоит, – сказал я дерзко, – я думаю, что, если бы вы его прямо ночью повезли к мастеру, он бы сдал его. Он всю ночь думал, мне кажется, он сомневался до последней минуты, пока не привез вас на вокзал. И там окончательно передумал или испугался, в общем, сейчас мы уже этого не узнаем. Важно, что он решил не сдавать мастера, И тут, по линейной логике испуга, он принял обратное решение, а поскольку вы были уже на вокзале -оно было единственным: он повез вас в противоположную сторону…

– Может быть, – зевнул комиссар. – Но это ведь только домыслы. Как насчет конкретных фактов?

– Старший следователь третьего отдела Сеня Камбург в таких случаях говорит: «Вы хочете фактов – их есть у меня!» Комиссар засмеялся:

– Дело в том, что когда Сеня говорит, что у него есть факты, то им можно верить, как статьям УПК. Он, кстати говоря, по ночам всегда спит…

– Ну и на здоровьице! Передо мной лежит схема, если хотите, то доложу сейчас. А нет – то завтра? – спросил я.

Комиссар помолчал, видимо, устраивался поудобнее, потом сказал:

– Давай сейчас. А то у тебя нервы плохие, до утра не дотерпишь, снова разбудишь…

– Слушаюсь. В квартире Полякова нами был обнаружен билет 20-го маршрута троллейбуса, оторванный в кассе в ночь совершения кражи где-то на участке между платформой Беговой и площадью Маяковского. Это раз.

– Волнующий факт, конечно, – сказал комиссар.

– В почтовом ящике Полякова лежала телеграмма, отправленная из отделения связи на Беговой улице, напротив ипподрома. Можем предположить наличие связи?

– Допустим, – осторожно заметил комиссар.

– Анонимка, которой нас наводили на Иконникова, была отправлена из Кунцева. По штемпелю на конверте Лаврова это установила точно.

– Сама установила?

– Зачем? На Главпочтамте сообщили. Письмо, которое прислали Иконникову, ну то, которое я хотел изъять, было обработано в 45-м отделении связи, расположенном в здании Белорусского вокзала.

– А ты это откуда знаешь? – подозрительно спросил комиссар.

– Мне его Иконников вместе с посмертным письмом переслал. Он пишет, что кто-то хотел воспользоваться им как щитом…

– Что же ты об этом молчишь, ослиная башка? Я себе голову выламываю, как завтра защищать тебя, а ты со мной в молчанки играешь! У тебя что, не все дома, что ли? Лечиться надо тогда!