Владимир Лидин - Отражения звезд

Когда Маврикий Андреевич без скорби или самоуничижения высказал мысль, что в жизни не всем дается одинаково, он решился сказать также то, о чем, может быть, все же следовало сказать в свое время:

— Вы и не замечали меня прежде, Марина Вячеславовна, а у меня всегда была к вам душевная склонность... и это, может быть, вам и не нужно, но мне это нужно.

Она была еще красива, Марина Вячеславовна, хотя и несколько скорбной красотой, однако от этого еще более трогательной.

— У меня к вам одна просьба: я все-таки надеюсь, что со временем добьюсь и большего. Не согласились бы вы помогать мне разучивать кое-что? Может, хоть и не на сольные концерты, а на первую скрипку вытяну.

И вот уже три года он здесь, рядом с ней, стал постепенно нужен, а потом и необходим, и, когда надевал свою черную шляпу с большими полями и брал футляр со скрипкой, Марина Вячеславовна говорила обычно:

— Только поосторожнее переходите улицу... с вашей рассеянностью просто страшно выпускать вас.

И он уходил на репетиции или шел купить чего-нибудь по хозяйству, а потом в квартире Марины Вячеславовны освободилась маленькая комната, всего двенадцать метров, и он обменял на нее свою большую, в шестнадцать метров... но что такое комната, если самое нужное будет теперь рядом?

Как-то они вместе послушали по радио передачу концерта Званцева — каприччио Паганини, «Цыганку» Равеля, полонез Венявского, — и Марина Вячеславовна сказала:

— Наверно, совсем забыл меня Званцев.

— Почему же... он всегда при встречах справляется о вас.

Конечно, лучше и не вспоминать о том, что ушло, но для Марины Вячеславовны не все ушло, видимо.

— Значит — манную крупу, молоко и масло... еще на рынок загляну.

Маврикий Андреевич сунул в карман голубую сетку, и Марина Вячеславовна сказала:

— Оглядывайтесь, пожалуйста, по сторонам, когда переходите улицу... всегда беспокоишься за вас.

Он прошел по Большой Бронной, свернул в переулок к рынку, купил на рынке помидоров, а молоко и масло покупал обычно на улице Герцена, здесь было то здание, в котором учился в свое время и он. На расклеенных афишах значились знакомые имена, значились и новые, незнакомые, и он постоял, читая афиши, а в руке у него была сетка с помидорами и двумя треугольными пакетами с молоком. Полгода назад он купил хороший радиоприемник «Рига», теперь те концерты, которые передавались по радио, были всегда с ними, и тонкие, музыкальные пальцы Марины Вячеславовны начинали по временам шевелиться, словно подхватывали звуки...

Маврикий Андреевич вернулся домой, отнес в кухню молоко и помидоры, Марина Вячеславовна уже привыкла к тому, что он хозяйствует и всегда доволен, если она похвалит его суп или что-нибудь сготовленное на второе.

— Постоял возле нашей бывшей колыбели, — сказал Маврикий Андреевич. — Подумать только — Юша Марченко уже сольный концерт дает, а я на него, Ющу, никакой ставки не делал.

— А еще чьи концерты? — спросила Марина Вячеславовна.

— Еще фортепианный Людмилы Стояниной. А из Франции приезжает лауреат конкурса виолончелистов имени Касальса; наверно, будут передавать по радио.

Но Марина Вячеславовна хотела еще узнать что-то, и он знал, что́ она хочет узнать.

— А имени Званцева не встретил, — сказал он. — Вероятно, концертирует где-то.

Марина Вячеславовна никогда не спрашивала, видел ли когда-нибудь он ту, которая аккомпанирует сейчас Званцеву, знала лишь ее имя, а Ядвига Броневская окончила консерваторию позднее.

Он понимал, что Марине Вячеславовне не так-то просто забыть то, что составляло не только гармонию совместных выступлений со Званцевым, и однажды, решившись, пошел на улицу Неждановой, где в большом театральном доме жил теперь Званцев. Он поднялся на четвертый этаж и постоял у дверей квартиры, в которой играли на рояле. Музыка сейчас же оборвалась, как только он позвонил, и молодая, с высокой модной прической женщина выжидательно приоткрыла дверь.

— Игоря Александровича можно видеть? — спросил он.

— А вы кто? Вы сговаривались с ним? — И он сразу понял, что это Ядвига Броневская, видимо не только аккомпаниатор, а о том, что Званцев женился на ней, он не знал.

— Я его бывший соученик.

— Обождите минутку, — сказала женщина, а потом вышел Званцев.

— Мирославцев... какими судьбами?

Званцев был в домашней бархатной курточке, чуть располневший, но подобранный, и Маврикий Андреевич сразу же сказал:

— Я ненадолго.

Они прошли в большую комнату с кружевными занавесками на окнах, смягчавшими свет, всюду были цветы, стояли и на рояле, на котором только что играли, а женщина ушла в другую комнату.

— Садитесь, очень рад, — сказал Званцев, однако вопросительно глядя на него.

— Я с одной маленькой просьбой. — Маврикий Андреевич оглянулся на дверь. — Вам эту просьбу будет нетрудно выполнить, Игорь Александрович.

Однако когда-то они называли друг друга по имени и были по-студенчески на «ты». Званцев с некоторым беспокойством выжидал.

— Дело в том, что я принял близко к сердцу одну судьбу... вы Марину Вячеславовну Скалдину не забыли еще?

— Нет, конечно, — ответил Званцев. — Ну, как она? Давно ничего не слыхал о ней.

— Живет, — сказал Маврикий Андреевич. — Помнит вас, радуется вашим успехам. А просьба у меня к вам такая — напишите ей несколько строк... скажу, что встретил вас по дороге.

Он достал из кармана блокнот и шариковую ручку, но Званцев лишь поглядел на них.

— Что же, собственно, я должен написать?

— Что захотите.

— Нет, так неудобно, — сказал Званцев, подумав: — Столько лет мы не виделись, лучше поздравлю ее с каким-нибудь праздником, с Новым годом, например... я непременно поздравлю ее с Новым годом, она была отличным аккомпаниатором.

А больше он ничего не сказал, теперь ему аккомпанировала Ядвига Броневская, и, видимо, лишь она одна стояла перед ним.

—Мы ваши концерты всегда по радио слушаем... когда теперь будет ваш концерт?

Званцев минуту помолчал.

— Вы что же — поженились? — спросил он неуверенно.

— Нет, просто живем в одной квартире, просто хорошие соседи.

Дверь отворилась — видимо, было условлено, что посетителю не дадут задержаться, — и Маврикий Андреевич поднялся.

— Мой бывший соученик Мирославцев, — представил Званцев. — А вот имя вылетело... с именами у меня всегда плохо.

— Маврикий.

Он пожал руку женщины, казалось что-то почувствовавшей, пошел к выходу, а Званцев любезно сказал:

— В ноябре у меня концерт в Ленинграде, в декабре выступаю в Москве. Приходите послушать.

— По радио послушаю, — наверно, будут передавать.

Маврикий Андреевич ушел, а Марине Вячеславовне ни о чем не сказал, да и о чем мог сказать: о том, что ничего-то не осталось для нее у Званцева, ничегошеньки.