Тиркиш Джумагельдыев - Настырный

Стоял сплошной гул, испуганно кричали дети. Толпа, отхлынувшая было от Якуба, вновь сомкнулась вокруг него. Два рослых парня схватили под уздцы его коня, не давая двинуться. Якуб, белый как стена, размахивал наганом.

— Не пугай нас оружием, парень! Слышишь?

Кажется, это крикнул Кадыр-ага. И парни кричат что-то и наступают на Якуба. Якуб кусает губы, сует пистолет за пояс.

Женщины подхватили детей, бегут куда-то.

— Убирайся из нашей деревни, кровопийца!

— Забирай своих конников. Осман-бай!

Осман-бай, словно не слыша криков, развернул коня грудью ко мне.

— Его я отпущу. Но тебя живьем вобью в землю!

Он дернул узду и резко повернулся к Сапару.

— Отвечай, ты этого выпустил?

Сапар молча покачал головой.

— Видели? — глаза Осман-бая сверкнули торжеством. — Вам морочат голову!

— Сапар, — я бросился к нему, расталкивая людей, — не бойся, скажи правду. Эти люди за нас.

— Прочь, бродяга!.. — Осман-бай замахнулся на меня плеткой. — Убрать его! Ну? — Бай снова склонился к Сапару. — Молчишь? Воды в рот набрал, собака?

Осман-бай крест-накрест полоснул Сапара нагайкой по голове. Тот нагнулся было, потом вдруг выпрямился и крикнул ему прямо в лицо:

— Я! Я его отпустил! И буду отпускать! Буду!

Бай молча привстал на стременах. Нагайка засвистела в воздухе.

Я бросился к Осман-баю. Схватил коня за узду. Жеребец затряс головой, пытаясь освободиться. Осман-бай направил его на меня. Я перехватил узду у самых удил и рванул на себя. Нагайка со свистом заходила по моей спине. И вдруг прогремели два выстрела. Я бросил уздечку.

Осман-бай с пистолетом в руке изо всех сил пинал коня, он не мог вырваться из людского водоворота.

Якуба тоже затерло толпой. Двое дюжих парней насмерть вцепились в узду его коня, третий, Курбан, подскочил сбоку и, развернувшись, изо всей силы ударил Якуба под дых. Якуб удержался в седле, только качнулся и сильней натянул поводья.

Осман-бай выстрелил. Мулла Назар, косоглазый старик и еще человек десять бросились к открытым воротам.

Я подбежал к Сапару. Он извивался, пытаясь освободить руки. Я выхватил нож.

Грохот, темнота и боль сразу обрушились на меня. Плеть полоснула за ухом, боль прожигая мозг, пронзила мой левый глаз. Я упал.

— Дядя, дядя, вставай, убьют!

Кто-то тянул меня за рукав. Это Ширли. Как он здесь очутился?

— Ширли, развяжи ему руки. Беги, Сапар!

Снова выстрелы. Крики, топот. Я с трудом разлепил веки. Перед глазами красноватый туман.

— Убили. Дядя, его убили.

Я бросился к Сапару. Он был мертв.

Я выхватил из-за пояса Ахмедов наган, отыскивая глазами Якуба. Осман-бай, привстав на стременах, хлестал нагайкой парней, пытавшихся стащить его с коня. Я выстрелил, стараясь не задеть их. Осман-бай упал. Я подбежал, выхватил у парней поводья, вскочил в седло. Породистый конь, учуяв чужого, заржал и взвился на дыбы. Кадыр-ага с непокрытой головой пробирался ко мне.

— Кадыр-ага, кто убил Сапара?

— Якуб.

— Где он?

— Ушел. К кладбищу поскакали. Двое их.

Я с места пустил коня в галоп. Двое всадников во весь опор неслись по дороге к кладбищу. Якуб был впереди. Если успеет доскакать до зарослей, все пропало. Только бы не ушел! Только бы не ушел!

Раздвигая наганом кусты, я продирался в самую гущу. Остановился, прислушался. Тихо. Может, он уже успел снова вскочить на коня и теперь мчится к станции? Ну да, поэтому и Курбан не стреляет. Раздосадованный неудачей, я шел, не прячась. И вдруг сразу два выстрела: ружейный и из нагана. Здесь.

Забыв обо всем на свете, я бросился в самую чащу. Выстрел. Еще выстрел. Похоже, Якуб расстрелял уже все патроны. Но почему Курбан не стреляет? Ранен? Убит?

Локтем прикрывая глаза от колючих веток, я ломился сквозь заросли гребенчука. Споткнулся, упал. Снова вскочил. Послышался шорох. Я замер. Может, зверек? Нет, шорох слишком громкий. То затихает, то слышится снова.

Я метнулся за куст.

Шорох становился все слышнее, все громче. Сейчас! Сейчас он появится… Я крепко сжал наган. Сердце не помещалось в груди, рвалось наружу.

Якуб вышел из зарослей. Остановился, тяжело дыша. Прислушался. В руке он держал нож, нагана у него не было. Значит, патроны кончились. От этой мысли стало легче на душе. Я следил за Якубом, не торопясь обнаружить себя.

Роскошную новую шапку он потерял, волосы его беспорядочно падали на лоб. Пояса не было, и казалось, что халат ему велик. Не выпуская ножа, Якуб тыльной стороной ладони вытер лоб, потом, зажав нож в зубах, скинул халат и отбросил его в сторону. Снова взял нож в руку и настороженно огляделся. Я вышел из засады.

— Ни с места!

Якуб не глядел мне в лицо, он видел только наган, направленный ему в грудь. Смертельная тоска была в его взгляде.

— Бросай нож!

— Не брошу!

— Бросай, или я стреляю!

Якуб зарычал от бешенства и, рухнув на колени, по самую рукоятку вогнал нож в землю.

— Стреляй! — крикнул он, глядя на меня снизу вверх. — Стреляй, раз твоя взяла! Наш спор окончен!

— Окончен? Так. И кто прав?

Он медленно поднялся, отряхнул песок с колен.

— Тебе просто повезло. Я допустил оплошность. Нужно было сразу выдать тебя Осман-баю. Ты бы уже валялся на площади рядом со своим дружком. Ладно, молчи. Знаю, о чем ты спросишь: зачем я Сапара застрелил? Да, я мог его спасти. Одно мое слово, и парня отпустили бы, а тебя арестовали. Ты во всем виноват, — Якуб наклонился и выдернул из земли нож. — Ты нечестно играл. Я не велел арестовывать тебя только потому, что мне хотелось решить наш спор. Эти бараны послушно пошли бы за нами. А ты подговорил, запутал их.

— Нет, Якуб, ты просчитался! Дело в том, что мы не бараны. Все было ваше: оружие, деньги, законы. А народ не побоялся вас. Вас выгнали из деревни. Ты проспорил, Якуб!

— Ладно, стреляй!

— Нет, я не буду стрелять. Идем в деревню, пусть тебя судит народ.

— Еще чего! Можешь тащить мой труп, но сам я туда не пойду!

— Кому нужен твой труп? Ты должен ответить народу. Бросай нож! Идем!

— Нет, не дождешься! Лучше сдохнуть, чем держать ответ перед этими тварями!

— Ты должен держать ответ. И будешь!

— Стреляй, стреляй, говорю! Не убьешь, сам тебя прикончу!

Он перехватил нож, пригнулся, готовясь к прыжку…

— Ни с места! — крикнул я.

— Стреляй! — прохрипел Якуб, рванувшись ко мне. И я выстрелил.

Якуб выгнулся, откинул назад голову, потом медленно повернулся и рухнул…

И вот он лежит передо мной на земле, устремив в небо мертвые глаза. Говорят, если человек умирает с открытыми глазами, значит, не исполнились его желания. Кровь людей, убитых им во исполнение этих желаний, пала на его голову.

Из кустов выскочил Вели с винтовкой в руках. Увидев лежащего на земле Якуба, он остановился и перевел дух. Вели был весь мокрый, шапка съехала на брови, глаза сверкали. Лицо покрыто кровавыми ссадинами.