Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

В этот момент и произошел решающий разговор. Назавтра должен был состояться пленум. Никто из этой кучки, которая только что потрясла основы социалистического реализма и партийности в литературе, – никто из этой кучки на пленуме не сказал ни слова. Это сыграло ясную и определенную роль. Большое значение имела в этом деле большевистская, партийная речь тов. Хрущева. Мы радовались ей, это был для нас праздник – для подавляющего большинства советских писателей. Перед этим была просто ужасная муть (Молотов. Маленков. Каганович. 1957. С. 409, 410).

Помимо Кочетова, Хрущев беседовал с другими литераторами и критиковал альманах «Литературная Москва» за «порочные в идейном отношении произведения и статьи». В результате выпуск альманаха был прекращен, но никаких санкций к участникам не последовало. И более того. Результатом встречи стало поручение, которое Хрущев дал И. С. Черноуцану:

Давайте-ка подумаем, как нам приободрить этих литераторов. Что, если в следующее воскресенье собрать всех московских писателей и артистов у меня на даче? Пусть погуляют, поудят рыбу, потом подадим им обед на свежем воздухе. Идите, распорядитесь (цит. по: У. Таубман . С. 339).

14 мая.В «Литературной газете» статья Бориса Соловьева «Смелость подлинная и мнимая» (с. 1–3) – резкая критика рассказов А. Яшина «Рычаги» и Д. Гранина «Собственное мнение».

Примером неверного изображения нашего общества, характера наших людей может послужить и стихотворение Р. Рождественского «Утро», также опубликованное в сборнике «Литературная Москва» (сборник первый). Стихотворение носит аллегорический характер, но смысл этих аллегорий совершенно ясен. Если верить автору, то только сейчас наступает «рассвет», а вот до недавней поры в нашей жизни господствовала сплошная «ночь», воплощенная в облике страшного существа, подчинявшего людей своей безраздельной власти и заставлявшая их служить себе – одному себе, больше ничему и никому (с. 1).

Резко осуждены также «Литературные заметки» К. Симонова (Новый мир. 1956. № 12), статья С. Штут «У карты нашей литературы» (Новый мир. 1956. № 9), где «завышены» оценки творчества И. Бабеля и Б. Пастернака, заметка А. Марченко «Взыскательный мастер» (Литературная газета. 1956. № 112), посвященная стихам Н. Заболоцкого.

В этой заметке дается крайне одностороннее представление о Н. Заболоцком, неверно ориентируется и сам поэт, в творчестве которого подчеркивается и выделяется стремление уйти от реальной жизни, противопоставить ей бесплотную «грезу».

14–17 мая.III пленум правления СП СССР открыл К. Федин. Вступительное слово произнес А. Сурков. Затем началось обсуждение заранее разосланного коллективного доклада секретариата правления СП СССР «О некоторых вопросах развития советской литературы после XX съезда КПСС».

В докладе подчеркнуто, что,

говоря о последствиях культа личности, было бы неправильно преувеличивать его вредное влияние. <���…>

Не оставляя в тени ни одного отрицательного явления в развитии советской литературы в годы распространения культа личности, мы не должны забывать, что социалистическая природа нашего обществапомогала большинству писателей избежать пороков, принесенных культом личности.

<���…> Однако в 1956 году были единичные выступления в печати и на собраниях, где прямо или чаще всего косвенно отдельные литераторы ставили под сомнение правильность некоторых решений партии по вопросам литературы в послевоенные годы.

Таковы были публичные выступления О. Берггольц и К. Симонова с требованием пересмотра партийных решений по идеологическим вопросам, принятых в 1946–1948 гг. (Литературная газета, 16 мая. С. 1).

Резкой критике в докладе подвергнуты роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», рассказы Д. Гранина «Собственное мнение», А. Яшина «Рычаги», поэма С. Кирсанова «Семь дней недели», стихотворение М. Алигер «Самое главное», пьесы «В тихом переулке» А. Мовзона, «Человек ищет счастье» А. Школьника, «Дело Рогозина» А. Плоткина и др.

Из выступлений:

П. Бровка: В докладе секретариата довольно пространно разбираются недостатки романа В. Дудинцева и некоторых других произведений, но мне кажется, что эта критика дана в какой-то обтекаемой форме, с постоянными оговорками. <���…>

Роман В. Дудинцева и подобные ему произведения – явление в литературе отрицательное. <���…> Мы не можем мириться с тем, что у нас появляются произведения, в которых возводится клевета на нашу действительность (Литературная газета, 21 мая. С. 1–2).

С. Михалков: В последнее время в нашей литературе каким-то потоком появились произведения, вызывающие, мягко говоря, недоумение и тревогу: путаные статьи, двусмысленные рассказы, странные стихи. Авторы этих произведений, скажем, А. Яшин или В. Дудинцев, метя в противника, попадают в своих. Не хотели, но попали (Там же. С. 2).

В. Закруткин: Еще до приезда на пленум мы слышали о тех довольно тревожных и горестных делах, которые происходили среди некоторой части московских писателей. Почему же эти товарищи не говорят, чего они хотят, почему они не отстаивают свою точку зрения? Если получилось так, что отдельные наши произведения принял на вооружение враг, надо, чтобы авторы этих произведений сказали об этом.

Мы ждем, чтобы эти московские товарищи вышли сюда, на трибуну, и сказали, что они думают, чего они хотят, какие позиции они отстаивают в литературе, что они намерены делать завтра и послезавтра (Там же. С. 3).

М. Бажан: Среди нашей интеллигенции нашлись, к сожалению, неустойчивые люди, которые думали в панике, что необходима переоценка всех ценностей, полная смена вех. Неправильно ставился вопрос и о личности И. В. Сталина. Многие ретивые редакторы дошли до того, что имя Сталина стали вычеркивать из наших произведений. <���…>

Зачеркивать все, что было сделано Сталиным доброго, зачеркивать весь тот путь, который мы прошли, веря в Сталина как воплощение наших мечтаний и идеалов, видя в Сталине воплощение партийной воли и партийного руководства, было бы недостойно честных советских людей и честных советских писателей (Там же).

Е. Долматовский: Некоторые наши товарищи с какой-то подвижнической страстью принялись искать и выпячивать теневые стороны нашей жизни. А вокруг этих заблуждений уже, как назойливые мухи, стала кружиться окололитературная шушера. <���…>

Мне отвратительно нытье, которым занялись некоторые наши поэты. Но посмотрите, что поддерживается в критике. Лидия Чуковская объявила Заболоцкого классиком литературы. А ведь в стихах Заболоцкого преобладает унылый и маленький мирок. Произведения же оптимистического звучания подвергаются нападкам или замалчиваются (Там же. С. 4).