Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

16 мая.Похороны Александра Александровича Фадеева.

Как вспоминает Александр Злобин,

Фадеева хоронили торжественно, с уклоном в помпезность. Людской поток вливался в Колонный зал. Траурный митинг на Красной площади. И вместе с тем была явная недоговоренность во всем этом действии, организованном напоказ ( А. Злобин . С. 17).

Вопреки последней воле писателя (быть похороненным рядом с матерью, то есть на Введенском кладбище) его похоронили на Новодевичьем кладбище.

Вот написанное тогда же, но опубликованное только в 1989 году стихотворение Константина Левина «Памяти Фадеева»:

17–22 мая.В Москве и Ереване Неделя французских фильмов.

17–25 мая.В Москве в работе Международного комитета славистов, который готовил IV Международный съезд славистов в Москве (1–10 сентября 1958 года), принимает участие Роман Якобсон. Как вспоминает Вяч. Вс. Иванов,

было условлено, что после его выступления в Московском университете мы поедем в Переделкино к Борису Леонидовичу вместе с Петром Григорьевичем Богатыревым, Костей Богатыревым (перед тем вышедшим на свободу) и Борисом Викторовичем Томашевским. Впятером мы не поместились в одной машине, поэтому я поехал отдельно и оказался в Переделкине раньше их. <���…> Борис Леонидович спросил меня: „Кома, как вы думаете? Я хочу ему передать роман, чтобы его там напечатали. Можно ли это сделать?“ Я ответил, что, насколько я могу судить, Якобсон старается здесь быть в хороших отношениях со всеми, в том числе и с людьми официальными. Поэтому я сомневался в том, что согласится ли Якобсон сделать то, чего от него хотел Борис Леонидович. Полностью от этого замысла Пастернак не мог отказаться сразу, но с прямой просьбой к Роману Осиповичу не стал обращаться. Когда все собрались и уселись за стол, Борис Леонидович среди прочих тостов проговорил что-то и о том, что хотел бы видеть свой роман изданным – «чтобы он вышел за границей». Эти слова, сказанные как бы между прочим, но с подъемом, вызвали почти что окрик Зинаиды Николаевны: «Да что ты чепуху говоришь?!» Другие гости на них никак не ответили. Я так до сих пор и не знаю, догадался ли Роман Осипович о тайном смысле этого тоста – скорее всего, нет ( Вяч. Вс. Иванов . Пастернак. С. 134, 135).

Ср. изложение этого разговора в более ранних воспоминаниях Вяч. Вс. Иванова о Р. Якобсоне:

В общем потоке фраз о том, что он написал теперь, Пастернак упомянул и о своем желании увидеть роман напечатанным за границей. На это Якобсон никак не отозвался. Если у Пастернака в предыдущем разговоре со мной и мелькнуло намерение вовлечь Якобсона в эту свою затею, реакция того едва ли обнадежила Пастернака. Разговор не имел продолжения (Звезда. 1999. № 7. С. 141).

18 мая.Из дневника Александра Гладкова:

Говорят о предложении Поликарпова в Цк 147о ликвидации Союза <���писателей> (РГАЛИ. Ф. 2590. Оп. 1. Ед. хр. 95).

20 мая.Борис Пастернак передает рукопись романа «Доктор Живаго» итальянскому журналисту Серджо Д’Анджело, приехавшему вместе со своим сотрудником по московскому радио Владленом Владимирским в Переделкино по просьбе издательства Фельтринелли.

Я, – пересказывает С. Д’Анджело свой разговор с Пастернаком, – явился с предложением о разумном соглашении: вы передадите мне копию «Доктора Живаго», дабы Фельтринелли, не мешкая, занялся переводом его на итальянский язык, опередив тем самым других западных издателей; при этом, естественно, издатель обязуется не публиковать итальянский перевод до выхода романа в свет в СССР, а, учитывая его партийную принадлежность, переговоры с компетентными советскими инстанциями он будет вести подобающим образом…

<���…> «Оставим в покое вопрос, выйдет или нет советское издание, – говорит мне Пастернак. – Я готов отдать Вам роман при условии, что Фельтринелли пообещает мне передать его, скажем, через несколько месяцев, крупным издателям других стран, прежде всего Франции и Англии. Что Вы об этом думаете? Можете связаться с Миланом?»

Я заверяю Пастернака: то, что он предлагает, безусловно возможно; более того, такой ход событий неизбежен, ибо всякий крупный издатель рассчитывает в случае успеха книги заработать деньги и славу за счет продажи прав на нее за границу; я советую не затягивать с нашим соглашением в ожидании подтверждения из Милана, которое можно считать делом решенным.

Пастернак минуту-другую слушает мои доводы, затем поднимается, просит позволения отойти на минутку, уходит в дом и возвращается с объемистым пакетом. Он протягивает его мне: «Это „Доктор Живаго“. Пусть он увидит мир».

Я многозначительно взвешиваю в руках пакет и объявляю, что, по счастливому стечению обстоятельств, буквально на днях смогу переслать его в Милан – первый пункт его кругосветного путешествия. <���…> Напоследок у калитки, когда уже были сказаны слова прощания, хозяин бросает нам с Владленом полный дружелюбной иронии взгляд и говорит: «Теперь вы приглашены на мою казнь» (С. Д’Анджело. С. 12–13) 148.

Через несколько дней Д’Анджело без всяких препятствий доставил рукопись в Берлин, куда за нею прилетел Фельтринелли 149.

23 мая.На заседании Президиума ЦК КПСС заслушан доклад бюро ЦК КП Грузии о событиях 5–9 марта. Спустя год, выступая на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК, первый секретарь ЦК КП Грузии В. П. Мжаванадзе заявил, что «некоторые члены Президиума ЦК»

говорили об антирусских настроениях, о том, что есть разветвленная националистическая подпольная организация и т. п. И ни один из выступавших не упомянул о Сталине, ни один человек не сказал объективно, правильно, как происходило, что произошло, кроме тов. Хрущева. <���…> Ни один не выступил тогда и не сказал, что мы защитим тов. Сталина ( это сказал только тов. Хрущев ) <���…> (Молотов, Маленков, Каганович. С. 337).