Лев Овалов - Утренняя смена

В будни лодочная пристань на озере пустовала, и приятели без затруднения выбрали для себя самую легкую одновесельную шлюпку, только в этом году спущенную на воду и еще блестевшую свежей масляной краской.

Шлюпка плавно скользила вдоль берега. Халанский расположился у руля, Вася на веслах. Слабый ветерок рябил воду. Редкие синеватые тучки время от времени заслоняли солнце, и темные тени пробегали по воде. В отдалении кто-то удил с берега рыбу.

Халанский стянул с себя красную майку, сунул под скамейку и с облегчением расправил руки.

— Кажется, всю бы жизнь провел на воде!

— А я бы не согласился, — сказал Вася. — И на воде и на земле хорошо.

Он взмахнул веслами, вода слабо плеснулась, и лодка пошла быстрее. Вася присмотрелся к удильщику.

— Гляди-ка: Никита Иванович!

— Экономный старик, — отозвался Халанский. — Каждый день ходит рыбу ловить, все лето будет даровой ухой кормиться.

Лодка находилась неподалеку от мастера. Старик, скорчившись, пристроился на камнях. У его ног в воде колебались отражения двух удилищ. Он сосредоточенно следил за самодельными пробочными поплавками, между которыми покачивался сорванный ветром лист березы.

— Никите Ивановичу!— приветствовал Халанский мастера.

Старик с неудовольствием поднял голову.

— Тише вы,— буркнул он вполголоса. — Стороной, стороной объезжайте... Клюет!

Но Вася неосторожно взмахнул веслом, и Халанский тут же рывком повернул руль, направив шлюпку прямо на середину озера.

— Что ты наделал! — выругался Халанский. — Теперь к старику неделю нельзя будет подступиться...

Он с опасением посмотрел на берег. Старик стоял, выпрямившись во весь рост, и что-то громко кричал, слов нельзя было разобрать, их относил ветер.

— Надо было тебе связываться — с упреком сказал Халанский. — Видишь, как разозлился?

А Никита Иванович, сложив ладони рупором у рта, надрывался изо всех сил:

— Вернитесь! Идолы! Вернитесь!

Сизая тоскливая пелена затянула край неба. Старик знал, что через несколько минут на озеро налетит шквал, поднимутся волны, и ни один разумный человек не рискнет остаться сейчас в лодке. Старик махал руками, указывая на небо.

Резкий порыв ветра качнул шлюпку. Халанский попробовал повернуть руль, но лодку заносило все дальше и дальше. Ветер крепчал, озеро волновалось, верхушки прибрежных деревьев раскачивались с такой силой, точно кто-то зацепил их веревками и пытался притянуть к земле. Вася, с трудом преодолевая сопротивление ветра, изо всей силы налег на весла. Волны раскачивали лодку, вода переливалась через борт.

— Нет, так мы никогда не доберемся! — с раздражением закричал Халанский. — Пусти меня на весла!

Вася поднялся, чтобы уступить место Халанскому, но в это время ветер подул с большей силой, лодка накренилась, и они оба, вскрикнув, свалились в воду...

Тамара долго бродила по узким лесным тропинкам. Иногда она останавливалась и вслушивалась в зеленый шелест, и ей казалось, что деревья ее успокаивают. Из-под ног выпрыгивали лягушки. Невозмутимо ползали по красноватой глинистой земле коричневые улитки.

Воздух становился влажнее, запахло сыростью. Отлогий берег спускался к озеру. Побережье покрывал густой камыш. Тамара остановилась. Ветер развевал ее платье. Какая-то птица кружилась над головой и кричала: «вдоть-вдотья, вдоть-вдотья!» У птицы был длинный клюв, желтоватая грудь, черный хвост, и лишь края крыльев окаймляла чистая белая полоса.

«Вдоть-вдотья!» — еще раз крикнула птица и полетела низко-низко над водой. Тамара машинально следила за ее полетом.

Перевернутая лодка качалась на волнах. Какой-то человек быстро плыл к берегу. Возле лодки то показывалась, то исчезала чья-то голова. Тамара вгляделась. Кто-то, тщетно борясь с волнами, пытался удержаться на воде.

Тамара сразу забыла обо всем на свете, торопливо сбросила туфли, сняла юбку и, раздвигая руками камыш, кинулась в воду и поплыла.

— Держись! кричала она, не думая, что ветер заглушает ее голос.

Она подхватила утопавшего под грудь, когда тот, обессиленный, погрузился в воду, схватила за ворот майки и, рассекая сильными движениями волны, повернула к берегу.

— Только не цепляйся, не цепляйся, — приговаривала она.

Плыть было тяжело, но Тамара все-таки добралась до камышей, попробовала встать. Земля! Задыхаясь, она выволокла свою ношу на берег и только тут увидела, что это Вася. Она опустилась на колени, послушала его сердце, убедилась, что он дышит, и повернула его лицом к земле. Ей стало холодно, она принялась выжимать мокрую блузку и вдруг заметила устремленные на нее знакомые серые глаза.

— Бесстыдник! — закричала Тамара обрадованно. — Я же раздетая, отвернись!

Чжоу разыскивал Зину по всему поселку. Одна из ее товарок сказала, что Зина пошла, кажется, в третье общежитие, в гости к Марье Васильевне.

Третьим общежитием назывались несколько каркасных деревянных домов. В это общежитие поселяли обычно новых бессемейных рабочих, но заживались здесь немногие. Люди привыкали к заводу, приобретали квалификацию и вместе с переходом на другую работу перебирались в лучшие квартиры.

Огромная вместительная комната, в которой очутился Чжоу, была заставлена кроватями, большей частью застеленными пестрыми ватными одеялами, сшитыми из ситцевых лоскутов.

Чжоу обратился к сморщенной старушонке, сидевшей у самых дверей:

— Где здесь у вас Марья Васильевна?

Старушонка мотнула головой в сторону:

— У нее гости, погодить придется.

Марья Васильевна помимо своих непосредственных обязанностей уборщицы взяла на себя еще роль местного оракула. Развлечений в поселке было мало, и, хотя клиенты не слишком верили в ее прозорливость, гадалка не могла пожаловаться на неуспех.

На деревянном сундучке сидели Марья Васильевна и ее гостья. Две женские головы, одна золотистая, другая с проседью, склонились над картами, разложенными на синем одеяле. Они так увлеклись своим занятием, что не заметили подошедшего Чжоу.

— На сердце у тебя трефовый король и много казенного интереса, — рассудительно толковала уборщица. — Ждет тебя удар, и готовится его нанести какая-то злодейка. Выйдут через то болезнь и дорога...

— Зина! — прервал Чжоу бормотанье гадалки.

Зина испуганно обернулась, румянец залил ее щеки, и она небрежным движеньем смешала карты.

— Что ты! — воскликнула Марья Васильевна. — Теперь не будет правильно... — Она подняла голову и смолкла, увидев китайца.

— Балуюсь, — смущенно пробормотала Зина. — Нечего делать, вот мы и занялись.

Но Чжоу не понял, чем была занята Зина, да если бы и понял, не обратил бы сейчас на это внимания.

— Зина! — взволнованно перебил он ее. — Если бы вы только знали... Я вас везде разыскивал. Пойдемте...