Серо Ханзадян - Жажду — дайте воды

Одна из собак отары прошла совсем близко. Она почти коснулась руки Асура и уже собралась было гавкнуть разок-другой, но, видно, сочла, что и он тоже мертвец, из тех, которых так везде много, и не залаяла — поджала хвост и убралась подальше. Бедная псина, надо думать, она тоже по горло сыта мертвечиной…

А коза лизнула соленый от пота затылок Асура. Он глянул на нее: задние ноги расставлены широко-широко, а между ними большое черное вымя с парой налитых сосков.

От удивления Асур вскинулся и сел.

— Эй, пастух, подойди-ка сюда!..

Кхис-кхиса как пригвоздило к месту. А собака, та, что приняла было Асура за мертвого, вдруг завыла. Толпившиеся поблизости овцы испуганно отпрянули. Проснулся и закричал младенец.

Асур вскинул винтовку и грозно повторил:

— Иди сюда. Эй, тебе говорю! Мы хоть и вооруженные, но не убийцы. Подойди, не бойся!..

И пастух повиновался, не столько, наверно, из страха, сколько от удивления. Его обожженное солнцем лицо было черным, сухие, растресканные губы обсыпаны болячками. Обут он в изодранные трехи. Через плечо переброшена сума, расцвеченная многочисленными заплатками.

Пастух подошел и встал перед Асуром, весь как замшелый камень. Срапион, не глянув на него, тихо проговорил:

— С нами грудной ребенок. Он голодный. Дай молока для него.

Пастух пришел наконец в себя. Сообразив, что эти чужие вооруженные люди требуют у него всего лишь молока, он, однако, не мог в толк взять: как это так, с оружием — и не убивают?..

— Молока?.. Только молока вам надо?!

— Молока! — крикнул Срапион и зло сплюнул. — Не станем же мы тебя убивать!

Пастух поймал козу, вытащил из сумы своей медную, довольно узкогорлую посудину — кувшин не кувшин — и грязными шершавыми пальцами стал доить козу. Доил, доил и словно бы так, между прочим, спросил:

— Что вы за люди?

— Армяне мы, солдаты, — ответил Срапион. — А ты курд?

— Да, — кивнул пастух. — Бежите?

— Все бегут. От самого Арзрума бежим!

— Эх-ха! — Пастух покачал головой. — Какие же вы солдаты! Турок всю страну вашу затоптал.

— Ты давай-ка лучше молоко, — бросил Срапион. — Недалек день, когда вестник злой доли заревет ослом и над твоим ухом. Посмотрим тогда, как ты запляшешь?

Асур влил в рот малышу чуточку молока из посудины. Ребенок поначалу воспротивился «насилию», закричал и все выплюнул, но потом распробовал молоко и стал жадно пить, глоток за глотком. На обветренном, обросшем лице Асура мелькнуло нечто вроде улыбки. Итак, на сегодня ребенок сыт. И, словно бы оповещая мир о счастье, он, Асур, крикнул:

— Вот посмотришь, будет жить!..

Срапион приказал пастуху надоить еще молока. Курд поймал другую козу и снова наполнил посудину. Срапион в мгновение опорожнил ее, обтер губы травой и сказал:

— Какое оно вкусное, парное молоко! И теплое. Надои-ка еще!..

Асур тоже выпил. Срапион снова протянул посудину курду:

— Еще одну козу подои.

Пастух не противился. Срапион взял у него посудину, заткнул ее листьями конского щавеля и сунул в пастушью суму.

Курд растерянно поморгал глазами и пробормотал:

— Разбойничий мир, все только и знают, что грабят.

Срапион взъярился:

— А ты не грабишь? Взять хоть бы эту посудину, она ведь тоже чужая. Видишь, на ней крест начертан. Может, скажешь, ты с крестом? Не иначе, как у тебя полон дом набит грабленым!

— Ну а как же? — простодушно признался пастух. — Понятно, и я грабил. Нас ведь тоже кто-то грабит! Сейчас все друг друга грабят, убивают. Сейчас сам бог благословляет разбой. Только не теряйся… У вас нет ли табаку?

— Нету.

— Ну хотя бы сахару кусочек дайте.

— Нет у нас и сахару! — заорал Срапион. — Откуда его взять? А ну вываливай, что у тебя там из еды припасено в суме! Быстро!

Курд обомлел:

— Отдать вам мой хлеб?

— И боль, и проклятье твое!.. У тебя есть пристанище. И овцы с козами есть. А мы как бездомные волки. И нам сейчас сам бог велит брать все, чего у нас нет. Вынимай-ка свой хлеб, клади его вот на этот камень да убирайся. Ты же не осел, понимать должен.

Курд снова поморгал глазками, но делать было нечего, вытряхнул содержимое своей сумы и развел руками.

— Ну что сказать, вы люди не без сердца. Я бы, наверно, на вашем месте был злее, может, и убил бы… А вы какие-то непонятные…

И он поспешил убраться.

Пошли своей дорогой и Асур со Срапионом.

Тучи спустились с заснеженных горных вершин, и как-то вдруг, неожиданно зарядил проливной дождь.

Асур укрыл ребенка шинелью у себя на груди. Он то и дело взглядывал на личико малыша. Слава господу, спит спокойно. Что значит сыт.

А дождь лил, холодный и промозглый. В белой туманной мгле едва виднелась земля. Усталые ноги тяжело увязали в размякшей земле.

Оба они, и Асур и Срапион, были почти без сил, но шли и шли, погоняемые бедой.

Асур чувствовал, как у него подгибаются ноги, а голова просто раскалывается — каждый шаг отдается в ней звоном. Спина тоже, того и гляди, переломится. Ну и ладно. Уж лучше рухнуть сейчас на этой сырой земле и умереть своей смертью, чем бежать и бежать от звериной погони.

В этом мертвом мире истинно лучше умереть. Асур удивляется, что они вообще еще живут, существуют. И он, и его друг по несчастью, и этот младенец за пазухой. Хотя, пожалуй, младенец-то и ведет его, Асура, вперед, удерживает на ногах. Своим теплом, своим маленьким тельцем удерживает в мире, заставляет шагать, дает силы и надежду. Кто-кто, а этот малыш должен жить! Из сотен тысяч несчастных пусть хоть он выживет. Нельзя допустить, чтоб весь род людской был истреблен. Младенец должен выжить!

Разорвав облачную завесу, выглянуло солнце. Все вокруг было влажным: и земля и зелень. Солнце тоже было каким-то необычным — оно взбухало на глазах и скоро сделалось похожим на большую зрелую осеннюю тыкву. И над этим огненно-красным шаром нависла мглистая дымка тумана, как примочка на лбу у больного.

Они уже дважды поили малыша молочком, потому-то он и был тих и спокоен. Но едва проклюнулось солнце, начал попискивать — видно, и света боится.

Срапион не выдержал, снова заорал:

— Заткни ему глотку! В этих местах должны быть дозоры турок. По крику нас найдут. Подобрал на свою голову. Того и глади, задохнется у тебя за пазухой.

Асур не ответил на речи Срапиона. Только сказал, что надо бы искупать малютку да молока еще дать. Срапион опрокинул посудину. Она была пуста.

— Мокрый, наверно, — хмуро бросил он. — И к тому же голоден. Теперь будет орать как резаный! Пока не поздно, заткни уши травой!..

В голосе у Срапиона была безнадежность. Но что это?.. Он опять вдруг захохотал и выкрикнул:

— Умрет! Так и знай, умрет!.. Проклятье!.. Я еще никогда не видел умирающего ребенка. Говорят, это вытрясает душу из человека… Но что мы можем поделать?! Он умрет!..