Павел Лукницкий - Делегат грядущего

— Зачем будешь резать колхозного барана? — сердито спросил вошедший во двор Азиз. — Ты знаешь постановление?

— Много ты понимаешь! — внушительно произнес Насретдин. — Ты молод еще. Не для себя режем, — наш колхоз велик, мы можем помнить законы гостеприимства. Не каждый день у нас бывают такие гости!

Азиз колебался: в самом деле, что может быть плохого в хорошем гостеприимстве? — подумал и не стал возражать.

Дехкане потрошили барана, чистили ковры, несли из колхозных амбаров сушеные фрукты, велели женам печь сдобные — на сметане и масле — лепешки. Насретдин сходил к себе в дом и переоделся в шелковый чистый халат, долго лежавший на дне сундука.

«Нет на свете человека, который не любил бы внимания к себе, — рассуждал Насретдин, распоряжаясь поспешными приготовлениями. — Пусть покинет нас с довольством в душе».

Хурам пришел в кишлак, и дехкане знали, что это большой начальник. Издали присматривались к нему и про себя гадали: чего им от него ждать?

Новый начальник направился не в правление колхоза, а в дом сельсовета, и долго сидел там, и послал за раисом, и все видели: Насретдин в ярком халате торопливо прошел в сельсовет.

Издавна повелось: когда власть приезжает в кишлак, сначала бывает достархан, а потом вершатся дела. Таков старый обычай вежливости, это правильно и естественно, — кому приятно работать на голодный желудок?

Но из сельсовета Хурам вместе с Азизом и Насретдином сначала направились на поля. И несколько любопытных на почтительном расстоянии последовали за ними.

Разграниченные арыками поля простирались до самой реки Рум-Дарьи. Хижины и шалаши полевых станов виднелись на каждом участке. Земля была голой, неготовой к севу. Ее надо было поливать еще и еще. На одном из ближайших участков работали женщины. Узнав среди них Лола-хон, Хурам направился, к ней.

Лола-хон уткнула в землю кетмень, обтерла ладонь подолом красного платья, спокойно приняла протянутую руку Хурама.

— Здравствуй, товарищ, — сказала ему с простотой.

Хурам не показал, что замечает глубокие тени под ее печальными проплаканными глазами:

— Ты бригадир?

— Да… Вот женщины — все из моей бригады.

— Хорошо работаете?

— Работали хорошо. Теперь плохо работа пойдет. Воды нет.

Арыки, прорезавшие участок, действительно были сухи.

— Почему нет? Полагается же вам по норме?

Лола-хон враждебно взглянула на Насретдина:

— Его спроси, почему не дает?

— Ее бригада всю норму себе взяла. Другим тоже дать надо, — поспешно ответил Насретдин.

— Неправда. Абдуфато сам у меня украл. Почему для его бригады нет нормы?

— Кто такой Абдуфато?

— Соседний участок, — вмешался Азиз. — Вон тот, видишь? Лола-хон правильно говорит.

По арыкам соседнего участка, поблескивая на солнце, бежала вода. Хурам выслушал гневные выпады Лола-хон и путаные объяснения Насретдина. Женщины, побросав работу, прислушивались. Вызванный Азизом с соседнего участка, вразвалочку подошел черный, с лицом, усыпанным крупными оспинами, Абдуфато.

Уверенно заявил, что берет для своей бригады воду по праву, — и по норме полагается, и раис разрешил.

— Сейчас вернемся в кишлак, ты покажешь мне нормы, — наконец заявил Хурам Насретдину. — Я должен сам разобрать это дело… А ты, Лола-хон, приходи на собрание. Там скажешь все… И ты, Абдуфато, тоже… Пошли дальше…

Во второй половине дня, осмотрев все поля, Хурам вместе с Азизом и Насретдином вернулись в кишлак. Хурам порядком устал и, оказавшись под огромным карагачем, посреди застланного коврами двора правления колхоза, с удовольствием опустился на подкинутые ему раисом подушки. Дехкане медленно входили во двор, размещались вокруг на коврах, вполголоса беседовали между собой. Женщины в паранджах, как темные нахохленные совы, усаживались отдельно, над головами мужчин, на высокой террасе. Величественный карагач возносил шаровидное сплетенье ветвей к высоким ветрам, а Хурам, привалившись к его двухсотлетнему стволу, перелистывал принесенные из правления бумаги.

Собрание началось докладом Хурама об учреждении политотдела. Дехкане слушали внимательно, но достаточно равнодушно. Хурам, отлично понимая, что цели и задачи политотдела выяснятся по-настоящему только из самой его работы, а не из докладов о нем, свел доклад к краткому сообщению.

Дехкане заговорили о ходе пахоты и о готовности к предстоящему севу.

Собрание прервалось, когда, шагая через ноги сидящих, приближенные раиса внесли во двор скатерти, блюда и огромный дымящийся котел ароматного плова. Дехкане раздвинулись, скатерти мгновенно легли между ними. Хлопотливые голоса, звон расставляемых пиал, треск раскалываемых грецких орехов заполнили наступившую тишину.

Хурам с удивлением глядел на неожиданные приготовления к пиршеству: на гору риса в котле, увенчанную кусками жирной баранины; на Насретдина, торопливо швырявшего в деревянную чашку тонкие ломти печенки; на вареную голову барана, услужливо подставленную к его ногам.

— Что это значит? — нахмурясь, шепнул он Азизу. — Кто приказал резать барана?

— Кушать немножко будем, — простодушно ответил Азиз. — Потом собрание продолжать. Хороший баран!

— Вижу, хороший! — рассердился Хурам. — Ты, что ли, приказал резать?

— Нет… Зачем я? Раис приказал… Ты большой гость… Вот, по бедности нашей, маленький достархан.

— Эх, вы!.. Как можно так расшвыриваться колхозным скотом… Постановленья не знаете?

Азиз смутился:

— Знаю… Ничего, один баран!

— А сколько так за год зарезали?

— Только когда важный день у нас.

— Ты не увиливай. Скажи число — сколько?

— Ну, считать, — двадцать будет. Зачем сердишься, рафик Хурам? Ты наш гость дорогой.

Хурам умолк, раздосадованный и недовольный, ища выхода из созданной угощеньем неловкости. Баран, однако, уже зарезан. Отказаться есть? Будет обида. Принять как должное? Нельзя. С поголовьем в районе плохо, а тут… Словно ты эмирский чиновник!

Насретдин развалил на части баранью голову, подал Хураму почетный кусок. Скрыв негодованье, Хурам принялся есть, чувствуя, что сразу испорченное настроение лишает его аппетита. Пиршество двинулось полным ходом. Дехкане поглощали плов с наслаждением, но Хурам угадывал в каждом из них мысль о происхождении этого плова и о том, что существо власти во веки веков неизменно.

В полчаса все было съедено и запито крепким чаем. Дехкане утирали пальцами жирные губы. Теперь собрание могло продолжаться долго. «Текущие дела», — сказал Азиз.

— Спроси о воде, — шепнул Хурам.

— Абдуфато здесь? — обратился к толпе Азиз.

Абдуфато неохотно приподнялся и тотчас же снова сел.

— Тебе по норме полагалась вода. Три дня назад ты оросил свой участок. Вчера вода должна была пойти к Лола-хон, а ты ночью закрыл канал, воду к себе пустил. Выходит, ты украл воду?