Павел Лукницкий - Делегат грядущего

Шафи вспыхнул:

— Нет. Я стар, товарищ начальник, бедный человек. Жена в доме — денег много пойдет… У меня тайны нет. Вот, дело совсем другое. У меня сестра. Очень хорошая женщина. Немножко темная еще — паранджу носит. Я говорил: сними паранджу, стыдно, теперь всем женщинам большая дорога. Не хочет, что могу сделать? Азиз тоже хороший человек. Первый человек в кишлаке. Так. Слава аллаху, они любят друг друга. Зачем буду мешать? Хорошо. Вот пошел. Думал, сюда приду, все может быть. Вдруг одна Озода останется? Женщине нужен мужчина…

— Понимаю. Можете дальше не рассказывать… Значит, вы думали, что мы хотим вас арестовать? Почему? Разве вы знаете за собой какое-нибудь преступление?

Шафи смешался.

— Нет, честное слово, товарищ начальник. Вот чистое мое сердце. Так. Бывают дурные люди. Может быть, кто лживое слово сказал на меня!

— По наговорам мы людей не берем, — веско сказал Арефьев и потянулся за телефонной трубкой. — Дайте его сюда… Которого?.. Ну… который молчит… Понимаешь?.. Ну да, этого самого!..

Шафи насторожился, боясь правильно понять смысл телефонного разговора. Он надеялся уже, что допрос сейчас кончится для него полным благополучием, а тут… очень плохо… Дверь неслышно открылась, и, введя в комнату Османова, розоволицый красноармеец козырнул у дверей.

— Разрешите идти, товарищ начальник?

— Можете идти. Позвоню!

Османов был в сапогах, в ватной, измазанной машинными маслами куртке. Арефьев предложил ему сесть с другой стороны стола, проследил взгляд, которые его встретил Шафи, и, всматриваясь в его бледное лицо, произнес:

— Прошла голова, Османов?

Османов злобно метнул глазами и промолчал, а Арефьев усмехнулся:

— Мне фельдшер докладывал, что вы целые сутки от головной боли мучились. Уж такая вещь опиум. Словно куски железа в мозгу плавали, верно?.. Ну что же, опять молчать будете?

— Что тебе моя голова? Спрашивай, раз тебе нужно!

— Вы в прошлом году или в этом с Шафи познакомились?

Шафи внезапно сорвался со стула:

— Совсем незнакомы. Ведь я сказал, товарищ начальник!

Арефьев рассерженно хлопнул рукой по столу:

— Вас не спрашивают. Если вы будете отвечать, когда не к вам обращаются, мне придется отправить вас в камеру.

— Ай, ай… Извините. Честное слово, товарищ начальник, — испуганно заюлил Шафи. — Думал, вы меня спросили.

— Ладно. Молчите… Османов, отвечайте, когда именно познакомились вы с Шафи?

— Первый раз был, когда взяли меня, — медленно, глядя на Шафи, произнес Османов.

— Сядьте к нему спиной… Вот так… Вы знали, что в кишлак придут тракторы?

Османов молчал. Шафи задергал пальцами бороду, напряженно глядя на его спину.

— Ну, будете отвечать?

— Ничего я не знал.

— Та-ак… Хорошо. — Арефьев записал ответ на листке бумаги. — А может быть, все-таки знали?

— Сказал нет — значит нет!

— И ни о чем с ним по поводу тракторов не говорили?

— Не говорил.

— А какие-нибудь бумаги, из тех, что у вас были с собой, показывали ему?

— Не показывал.

Шафи опять приподнялся со стула:

— Товарищ начальник, он, честное слово, врет!

— Молчите, Шафи, — с угрозою в голосе обрезал Арефьев. — Забыли, что сказано вам?.. Как же вы, Османов, к незнакомому человеку напросились ночевать да еще решились у него курить опиум? Или, может быть, Шафи опиум вам и дал?

— Не давал.

— Откуда же вы его взяли?

Османов медлил с ответом.

— Ну?

Османов внезапно поднялся и, ударив стулом об пол, фыркнул раздраженно и злобно:

— Что допытываешь меня? Курил, и все тут. Мое дело. Мой опиум. Откуда взял — не скажу. Держи в тюрьме, если надо тебе. Ничего не скажу.

Арефьев надавил кнопку звонка. Вошел красноармеец.

— Уведите его!

Красноармеец вывел Османова. Арефьев внимательно поглядел на Шафи, у которого явственно дрожали губы, и сказал ему утомленным голосом:

— Кто же из вас мне врет?

Шафи живо подхватил:

— Он врет, товарищ начальник! Османов все врет! Наверно, он очень плохой человек. Хороший человек разве курит опиум?

Арефьев хотел задать еще какой-то вопрос, но передумал и врастяжку сказал Шафи:

— Вот что… Сейчас вы пойдете домой. Подпишитесь здесь, что никуда из кишлака выезжать не будете без моего разрешения. Понятно?

— Хорошо, понятно! — радостно воскликнул Шафи, беря в руки поданный ему листок.

Внимательно прочитал, вывел крупной латиницей свою подпись и протяжно, облегченно вздохнул.

Бюро райкома заседало уже часа два. Члены бюро — Хурам, Леонов, Баймутдинов, Винников и Арефьев — сидели вокруг стола в кабинете Леонова. За окном, по шоссе шли дехкане, гоня перед собой баранов и нагруженных товарами ишаков. В этот день в Румдаре был базар. Клубы поднятой пыли, завиваясь, залетали в окно, но никто в кабинете не обращал внимания на них.

Члены бюро обсуждали работу, проделанную в районе за последние две шестидневки, — в прошлую шестидневку заседание бюро не состоялось. Все разговоры были о хлопке — в районе шла посевная. В верхних кишлаках она только начиналась, в нижних ее заканчивали. Это зависело от климата, различного в горных и долинных частях района.

Основным вопросом в повестке дня значился доклад Винникова о работе МТС. Винников уже замучил присутствующих роем трескучих цифр, а сейчас сидел бледный и растерянный, потому что Хурам, умевший видеть за цифрами суть человеческих отношений, повернул этот рой против него:

— Объективная причина — два агронома вместо пяти? Чем ты виноват? А хотя бы тем, что их и было пять у тебя, да трое из них разбежались. Почему от тебя ушли Нестеренко, Калужнин, Джерих? Значит, не сумел нормальных условий работы для них создать.

— Неверно это, — защищался Винников. — Нестеренко был трепачом, как оперативник никуда не годился. Я его сам отправил. Калужнин гнался за длинным рублем…

— А Джерих? Отличный работник.

— Джерих хотел работать с братом и не желал иначе. Я шел ему на уступки, но он…

— Он национал, а товарищ Винников — русский, — многозначительно вставил Баймутдинов.

Хурам живо обернулся к нему, но Баймутдинов, завалившись локтем на стол и подперев ладонью затылок, равнодушно смотрел в окно. Хурам, решив не задерживаться на брошенном вскользь намеке, продолжал:

— Допустим даже, ушли не по твоей вине. А новых ты к посевной не мог обеспечить?

— Искал. Приехал один, нюхнул воздуху, повернулся, уехал.

— Потому что воздух у тебя затхлый. Заинтересовать не умеешь. Возьмем хотя бы питание. Хоть ты по моим настояниям столовку и организовал, но обеды в ней дрянь. Пригородное хозяйство и животноводческая база до сих пор еще на бумаге. А промтовары у тебя в распределителе есть? А зарплату ты не задерживаешь? Кого винить в этом? А сельхозинвентарь готов?