Наиль Гаитбаев - Светят окна в ночи

Когда он повернулся к соседу, тот спал с широко открытым ртом и тихо посапывал носом.

Утром Гумера, невыспавшегося, злого, поджидало чепе у склада запасных частей, куда через порог начала протекать вода: дождь лил всю ночь, и во дворе образовались гигантские лужи с длинными языками ручьев. Один из них пробил дорожку в склад. Пока спохватились, собрали людей, нашли инструменты, вода залила бетонный пол по щиколотку. Гумер первым делом взялся за запасные детали — они были на вес золота.

— Давай лом! — крикнул он молодому рабочему, топтавшемуся у входа. — Чего стоишь как столб?

Рабочий побежал за ломом, а он, надсаживаясь, попытался перевернуть громоздкий ящик, но едва шевельнул его. В проеме дверей показался комсорг фабрики Ирек; Гумер махнул рукой, и тот, поколебавшись, шагнул в воду. Вдвоем они сдвинули ящик на сухое место. Потом взялись за второй, третий — и так до ряби в глазах.

Рабочий, посланный за ломом, не появился.

— Вот чертяка! — ругнулся Гумер, вспомнив о нем, когда все уже было закончено. — Небось твой воспитанник. Ножки побоялся замочить.

— А чего же ему их мочить? — философски заметил Ирек, выливая из ботинка воду. — Вот кабы вы тут не зевали, ничего бы и не было.

— Да? — огрызнулся Гумер. — Твоими бы устами да мед пить.

— А что, неверно говорю? Как дождь посильней, так у вас в сушильном то сверху течет, то снизу подтекает. Не надоело?

— Вот и возьмите со своими комсомольцами шефство над нами, отстающими! — сказал Гумер, остывая. Чего, в самом деле, прицепился к комсоргу, он-то тут при чем? И парня того, наверное, перехватили вместе с ломом — там, наверху, тоже дел хватало. Но с Иреком у него были сложные отношения, и хотя помогал тот, вон и воды набрал в свои шикарные штиблеты, все равно добрых чувств к нему не испытывал.

Был комсорг говорлив и заносчив, до черновой работы неохоч, но как-то сумел держаться на плаву и даже считаться хорошим комсомольским работником. Поговаривали, что собираются забрать его в горком вслед за предшественником, место которого он занял два года назад.

— Надо идти домой переодеваться, — озабоченно проговорил Ирек. — Штаны и носки мокрые…

— А ты почихай! — предложил Гумер. — Бюллетень получишь…

— Слушай, чего ты ко мне цепляешься? — спросил Ирек. — Я тебя не трогаю, в дела твои не лезу, а ты все норовишь меня укусить. Вот и начальник цеха, едва рот открыл, к тебе послал: и его, видать, кусаешь?

Он старался говорить спокойно, добродушно даже, но голос выдавал накипавшее раздражение.

— Кусаю, — согласился Гумер. — Потому что, если вас не кусать, вы на работе скоро спать начнете… Чего приходил-то?

— Велено создавать комсомольско-молодежные бригады. Решили с вас начать.

— Велено? — удивился Гумер. — Кем велено?

— Горкомом, кем же еще!

— А им-то зачем?

— Как зачем? Есть такая форма работы, не слышал, что ли? Очень эффективная, если, конечно, с умом организовать.

— А если без ума? Вот, например, как ты собираешься?

— Не спеши, Гумер, не спеши, — миролюбиво заметил Ирек. — Будет организовано как надо. У тебя десять комсомольцев…

— Я не могу организовать из них бригаду, — прервал комсорга Гумер.

— Почему?

— Разряды у них низкие.

— Ну и что?

— А то, что будет это сплошная фикция. Липа то есть. Да и объединять их нерационально.

— Надо сначала объединить, а там видно будет… В конце концов с тебя не убудет, делу же наверняка поможет. Чего ты сопротивляешься, не пойму? Как работал, так и будешь работать.

— Ты с ребятами говорил?

— А как же! Комсорг ваш готов выступить с инициативой. Только и она на тебя кивает. Ну как, договорились?

— Нет, — сказал Гумер. — Не договорились. Не вижу смысла.

— Смотри, Гумер! — В голосе комсорга послышалась угроза. — Мы ведь можем и прижать… И повыше тебя есть начальство.

— Пугаешь?

— Не пугаю, а предупреждаю. Пока ты в комсомоле, комсомольская дисциплина и на тебя распространяется… Можно ведь и билет на стол положить…

Гумер только усмехнулся в ответ.

— Не веришь?

— Почему же? Очень уж знакомые интонации слышу, Не у Сафарова ли научился? Только вот что я тебе скажу, дорогой наш комсомольский вожак! Уходи ты со своей работы, с поста своего высокого. Сам уходи, а то ведь выгонят с треском. Вредна она для тебя, и ты ей вредишь. Уходи!

— Не к тебе ли? — осклабился Ирек.

— А я тебя и не возьму. У нас тут своих бездельников хватает.

— Ты этот наш разговор не раз еще вспомнишь, — сказал Ирек через паузу.

— Хорошо, — согласился Гумер. — Но и ты мои слова помни.

Ничто, казалось, еще минут десять назад не предвещало ссоры, которая развела их окончательно в разные стороны. Но они шли к ней неизбежно, уже давно разделенные отношением к жизни, комсомолу, к делу, которое от одного требовало полного напряжения сил, а для другого было всего лишь удобной формой комфортабельного существования. Они столкнулись в первые же дни работы Гумера на фабрике, но тогда Ирек только-только входил во вкус своего относительно независимого положения, свободного режима, дающего ему возможность делать то, что считал в данный момент необходимым.

Был он неглуп, легко сходился с людьми, не терялся, когда разговаривал с начальством, умел подать сделанное в лучшем свете, и эти качества помогли ему выдвинуться по комсомольской линии, занять не крупное в общем-то, но перспективное кресло — по собственному, как он шутил, желанию. С молодыми специалистами он старался не ссориться, понимая, что знаниями тягаться с ними не может, да и предложить им что-либо в качестве компенсации за лояльность к себе пока было нечего. Предшественник Ирека, хотя и ушел в горком, оставил хозяйство хуже некуда: в бумагах сплошное вранье, чего ни коснись: спорта ли, художественной самодеятельности или «комсомольского прожектора». Собрания и те проводились нерегулярно, была полная неразбериха с учетом — в списках значилось несколько десятков молодых людей, которых давно уже никто не видел: кто уехал, кто выбыл по возрасту, кто был призван в армию. Человек энергичный, Ирек с этим разобрался, кое-какой порядок навел — выбывших без снятия с учета всех разом открепил (зачем он нужен, балласт?), договорился с отделом кадров, что ни одного комсомольца без подписи его в «бегунке» увольнять не будут, а вновь приходящих обязательно направлять в комитет комсомола. Так Гумер и попал в крохотный кабинет Ирека, где они с первых же слов почувствовали, что мирно им не жить.

То ли биополя оказались разными, то ли взаимная настороженность помешала, но как бы там ни было, разговор у них получился и долгий, и нервный и во многом определил их дальнейшие отношения.

— Что поздно так в комсомол вступил? — спросил Ирек, привычно переходя на «ты».