Геннадий Ананьев - Золотые патроны [Рассказы]

Юдин узнал каюров-колхозников Алексея Сергеева и Ивана Семенова — пожилых, с темно-коричневыми, словно дублеными, лицами, изрезанными глубокими морщинами; Юдин не удивился тому, что они сразу все поняли; он уже привык к тому, что саами быстро и, главное, очень верно принимают решения; если они видят, что борьба со стихией принесет пользу, то вступают в борьбу без колебания, если не видят пользы — ждут. Саами-поморы привыкли и бороться, и ждать. Суровый Север научил их этому.

Вода отливала. Не все уже волны перекатывались через катер, все чаще и чаще они разбивались о камни еще впереди и обдавали людей только холодными брызгами, но и сил у людей тоже становилось все меньше и меньше, особенно у Федосеева и молодых солдат. Они то и дело переставали вычерпывать воду и засовывали замерзшие руки под полы курток; Юдин, однако, не давал им передышки, он сразу же говорил солдатам охрипшим голосом;

— Не прекращать работу!

Лицо Федосеева было спокойным, он без передышки выплескивал воду, но видно было, что устал окончательно, что стоит ему остановиться, и он упадет в воду. Упадет и не встанет.

Еще пять минут, еще десять… А капитан подбадривал всех и самого себя тоже. Все дрожали от сильного холода и усталости. Время шло очень медленно, еще медленней отливала вода.

Алексей Сергеев и Иван Семенов набили еще по одной трубке, выкурили их и, взяв с собой пять малиц, лежавших на нартах, пошли к катеру — они точно определили момент, когда пограничники могут покинуть судно.

— Давай, начальник, пускай по одному!

Юдин считал, что еще рано, до берега еще метров пять, глубина полметра, а иные волны еще перехлестывают катер. Юдин боялся рисковать, поэтому ответил:

— Опасно. Еще минут десять.

— Не опасно. По одному через большую волну. Давай, мы встречать будем.

Большая волна — восьмая, девятая или десятая; за ней волны меньше, спокойней, и солдат успеет добежать до берега в промежутке между двумя большими волнами — на это рассчитывали поморы. Но Юдин колебался. Слишком устали солдаты.

— Разрешите мне первому? — попросил ефрейтор Федосеев капитана.

— Нет! — ответил Юдин. — Воду вычерпывай. Первым — Верховцев. За ним — Захарченко, потом — Лавренин.

Верховцев пробежал по воде и упал, обессиленный, на песок. Сергеев и Семенов подняли его, натянули малицу.

— Не ложись. Нельзя! Погибнешь! — строго предупредил Верховцева Семенов, но Верховцев не послушал совета и лег. Семенов схватил его, поднял, встряхнул:

— Погибнуть хочешь?!

«Молодцы! — мысленно похвалил поморов Юдин. — Возьмут нас в руки». Он не был уверен в себе, он тоже, выбравшись на берег, мог лишиться самоконтроля и лечь на песок.

В малицах пограничники согрелись, но ноги в пропитавшихся соленой водой сапогах мерзли, хотя старшина прислал новые байковые портянки, и Юдин время от времени приказывал всем слезать с нарт и бежать за ними. А как не хотелось ему самому подавать эту команду — сидел бы вот так, спиной к ветру, в теплом оленьем меху, не шевелясь, ни о чем не думая: ни о листовках, ни о шторме, ни о катере, — но нужно приказывать, нужно обдумывать донесение в отряд.

Вот наконец десятикилометровый путь позади. Показалось село. Его объехали стороной, по ягелю, и остановились у «чертова моста» через реку. На противоположном берегу, на крыльце дома, в котором были квартиры Юдина и старшины, стояли Оля, жена Юдина, в накинутом на плечи пуховом платке и старшина Патрикеев. Всего пятьдесят метров разделяло их, последние пятьдесят метров опасности — мост из дощечек, закрепленных на двух тросах, раскачивало ветром.

В такой же последовательности, как покидали катер, пограничники по одному перешли мост. Оля встречала каждого и уводила в дом. Последним перешел Юдин.

— Товарищ капитан, — начал докладывать старшина Патрикеев, — листовки…

— Потом, потом! — перебила Оля и потянула мужа за руку к дому. — Никуда ваши листовки не денутся.

Юдин и старшина не стали пререкаться, тем более что Юдину хотелось поскорее сбросить с себя малицу, снять мокрую одежду, облепившую теплым компрессом тело. Все трое вошли в квартиру.

В зале, в углу, лежали мокрые куртки, гимнастерки и брюки, возле них на полу образовалась лужа. Печка гудела, и от нее по всей комнате растекался теплый воздух. Трое солдат уже переоделись в сухое обмундирование, а ефрейтору Федосееву Верховцев натирал грудь и спину спиртом. На столе стояла бутылка спирта с аптечной пробкой.

«Неужели Оля ходила в село, в медпункт, за спиртом? — подумал Юдин. — По такому мосту? Наверное, все же старшина или кто из солдат».

Ходила Оля. Она боялась перебираться через реку по раскачивающемуся мосту, и обычно в село в таких случаях направлялся старшина или кто-либо из сержантов, но сегодня старшина то и дело звонил, что-то приказывал, кого-то о чем-то просил, а на заставе больше никого не было, кроме дежурного и повара. Тогда Оля пошла сама. А когда вернулась, растопила печь и попросила старшину принести для солдат белье и одежду.

Оля немного гордилась своей смелостью — одна, через «чертов мост», в шторм! — но, когда Юдин стянул с себя мокрую гимнастерку и майку, огорчилась. У нее невольно вырвалось восклицание, похожее на упрек:

— Тот раз тело, как у гуся было — синее, а сейчас…

Юдин улыбнулся:

— Мы на сей раз королями. В малицах, на оленях.

Слова жены напомнили Юдину о другом случае только на какое-то мгновение — сейчас ему было не до воспоминаний. Поворачиваясь к Оле то спиной, то грудью, чтобы ей было удобней натирать его спиртом, он слушал старшину Патрикеева, который докладывал, что на берегу нашли еще два контейнера с листовками, что один целый, второй разбился, что часть листовок ветер разнес по тундре, и теперь их собирают дружинники и пограничники, и что второй контейнер обнаружили те солдаты, которых Юдин отправил осматривать берег от Вторых песков, — Юдин слушал и думал о том, что не зря он тревожился и правильно разгадал действие «иностранца». Юдин мысленно составлял текст донесения в отряд и даже предчувствовал, что упрека ему как начальнику заставы не будет. Вместе с тем Юдин думал о катере: стоит между камней, не исправен. А кончится шторм, вновь может возникнуть обстановка, снова пойдут «купцы», да и не осмотрен еще последний остров. Если не исправить, придется выходить на лодке или просить катер в отряде. Юдину этого делать не хотелось.

«Послать бы мотористов к катеру, но они устали», — думал капитан.

Солдаты тоже слушали доклад старшины, и этот доклад каждый осмысливал по-своему. Ефрейтор Федосеев ругал себя за те неосторожные мысли, которые возникли у него на катере; но он не только упрекал себя мысленно, но и думал, как исправить свою оплошность. Вполголоса, чтобы не мешать разговору старших, он предложил Верховцеву пойти к катеру сейчас же и отремонтировать, пока малая вода.