Леонид Ленч - Единственный свидетель [Юмористические рассказы]

Она кинула на землю лопату и вплотную подошла к Шуре.

— Ну, объединились мы, понимаю! Борское, Пяткино, Норкино, лощилинский «Луч социализма». Вместе это большая сила. Полеводство и животноводство от объединения только выиграют. Но ведь говорят, что в наш сад вольют чужих!

Шура с удивлением посмотрела на свою напарницу:

— Как это так «чужих», Наталья? Не с луны же они к нам свалятся! Такие же колхозники, как и мы с тобой!..

— Такие, да не такие! — с той же жесткостью сказала Наташа. — Наша вся бригада — как одна семья: Матрена Лукинична, Ваня Зотов, ты, я, Макариха… ну, и другие. Для нас наш сад — все. И вдруг, представь, сюда явится посторонний человек. Да еще начнет распоряжаться!.. Для меня эта яблонька — словно родная сестренка, я с ней росла вместе, а для него… фруктовое дерево… порода «бельфлер»…

— Это у тебя ревность какая-то странная!

— Как хочешь, так и называй! Я от тебя своих чувств не скрываю!

Наташа подняла лопату и с ожесточением взялась за работу.

Матрену Лукиничну, садовода, дед Шулыга в правлении колхоза не застал, дома тоже ее не оказалось.

Часа четыре он просидел в правлении, в уголке, слушал разговоры людей, сам иногда вставлял замечания, давал советы и ввязывался в споры, накурился самосадом до головной боли и, так и не дождавшись Матрены Лукиничны, побрел в чайную перекусить. В чайной он заказал чаю и закуски и просидел, слушая патефон и думая о своем, еще часа два, потом расплатился и пошел домой в Пяткино. Уже темнело. Дед прошел километра три, как вдруг вспыхнувшая в его мозгу мысль, тревожная и ослепительно яркая, словно зигзаг молнии на ночном небе, заставила его остановиться.

«А что, если эти борские девчонки сегодня ночью, по молодому делу, уснут в саду, не уследят за кострами и спалят деревья?!»

Мороз продрал деда Шулыгу по коже.

«Матрены-то нет в селе, присмотреть некому. Прибегут из клуба, наморившись, тары-бары да растабары, пригреются у костра, ну и… уснут. А с огнем — шутки плохи. Ишь ветер какой!.. Как пойдет полыхать!.. Вернусь! — решил дед Шулыга. — Придется до утра посидеть в саду. Растормошу их, не дам спать. Бабка, конечно, будет лаяться. Ну да ничего, отобьюсь как-нибудь!»

И дед повернул назад, к Борскому. Он добрался до сада, когда было уже совсем темно.

Весь сад был окутан дымом. Едкий запах тлеющего навоза щекотал ноздри.

Дед Шулыга брел ощупью, проверяя дорогу палкой. Освоившись с дымной тьмой, он зашагал смелее, но сейчас же налетел на противопожарную кадушку с водой и чуть было не нырнул в нее. Дед охнул и выругался и вдруг услышал окрик:

— Стой!.. Кто идет?

— Человек идет! — кряхтя, неопределенно ответил дед Шулыга.

Из тьмы вышла женщина и наставила на него ружье.

— Руки вверх!

По голосу дед узнал девушку, с которой днем поругался в саду.

— Брось ружьем баловаться, девка! — сказал он мирно. — Это я.

— Идите вперед по тропке. Вон, видите, огонек. Там разберемся, кто вы такой!

Деду ничего не оставалось делать, как только подчиниться. По тропке он вышел на небольшой пригорок, где в стороне от деревьев, дымясь, тлел большой костер. С заветренной стороны его, держа в руках фонарь «летучая мышь», стояла маленькая Шура Рябинина и, приложив ладонь к глазам, напряженно всматривалась в темноту. Она была одета в старую шубку с меховым воротником; лицо ее, освещенное слабым светом фонаря, казалось задумчивым и нежным.

— Это вы, дедушка Шулыга? — удивленно сказала она тоненьким голоском, в котором еще чувствовался пережитый страх.

— Ну, я, я, — проворчал дед и повернулся к Наташе Кущиной: — Ружье-то опусти! Что ты меня под прицелом держишь?

Наташа опустила двустволку и сказала строго:

— А зачем вы ночью по саду ходите, гражданин Шулыга? Ведь я могла выстрелить в вас!

— Не имеешь права сразу стрелять! — сказал дед, опускаясь на землю подле костра. — Первым делом ты должна дать нарушителю словесное предупреждение: «Ах ты такой-сякой, так-то тебя и так-то, убирайся из сада сей секунд!»

— А если не послушается?

— Не послушался — не прогневайся! Лепи ему дробью в мягкую часть — пусть почешется. Да сейчас-то, весной, какие нарушители?!

— Мы думали, медведь в сад залез! — смеясь, сказала Шура Рябинина, садясь рядом с дедом. — Слышим, хрустит, кряхтит. Ну, чистый медведь!

Дед Шулыга одобрительно посмотрел на рослую Наташу и сказал:

— А ты, значит, на медведя с двустволкой кинулась?

Наташа промолчала. Продолжая смеяться, Шура Рябинина спросила:

— Как же вы в сад-то попали, дедушка?

Дед ощупал тлеющую внутри кучу большой черной рукой и, подумав, ответил с хитрецой:

— А я, девки, загостился у вас в Борском. Гляжу — стемнело. Ну, я пошел домой, да, выходит, сбился с дороги!

— Интересная история! — насмешливо сказала Наташа Кущина. — Как в комедии «Горе от ума»: «Шел в комнату, попал в другую!»

Дед пропустил колкость мимо ушей.

— Придется мне, видать, с вами ночку скоротать! — продолжал он. — Куда же сейчас-то идти? Старуха, конечно, браниться будет: загулял, скажет, ее дед… Ну, да семь бед — один ответ!.. Так что принимайте в компанию!

Наташа и Шура переглянулись.

— Вы лучше, гражданин Шулыга, прямо скажите, что пришли нас проверять. Так? — спросила Наташа.

— Дело-то ваше молодое, — туманно ответил дед. — У костра сон кого хочешь может сморить. А огонь — он ведь стихия. За ним — глаз да глаз! Недаром говорят, что Москва от одной свечки сгорела.

Наташа искоса взглянула на деда Шулыгу и сказала с несвойственной ей мягкостью:

— Борские на боевом посту не спят!

Шура аппетитно, по-ребячьи зевнула и попросила:

— Вы бы, дедушка Шулыга, сказку нам какую рассказали, а то ведь, если по правде, то очень спа-а-а-ть хочется!

— Сказки у меня все старые, для вас неинтересные… Разве эту?.. Жил-был царь. И задумал он жениться… Нет, постой… лучше эту. Жил-был черт. И задумал он жениться. Или вот — про купца… Жил-был, значит, купец…

— А чтобы жил-был колхозник — такой нету сказки? — перебила деда Наташа.

— Такой нет!

Наступило молчание.

— И до чего же сейчас красиво у нас в саду! — сказала Наташа Кущина, поднимаясь. — Как на сцене. «Вишневый сад», пьесу, помнишь, Шура?

— Помню!

— Только наш сад лучше того. Тот был запущенный, некультурный.

— Все равно я чуть не заплакала, когда Лопахин стал сад рубить! — сказала Шура.

Дед Шулыга насторожился:

— Это где же и какой такой подлец сад рубил?

— Купец один, из книжки.

— Купцов-то я знаю, — сказал дед Шулыга, — они такие, я у них работал в старое время в садах — у купцов, у арендаторов. Им бы только урожай снять, продать, а там — хоть трава не расти. И вот, скажи на милость, всю жизнь имел мечту поработать в большом саду, для народа. И все не получалось! Потому что у нас, в Пяткине, профиль — картошка. Конечно, на усадебном участке имеется у меня антоновки три дерева. Но разве это для меня масштаб?