Николай Данилов - Граница проходит рядом [Рассказы и очерки]

Вот послышался звонкий собачий лай и, словно он послужил тому сигналом, застрекотали автоматные очереди.

Все это рассеивало прежние впечатления и приводило к реальной действительности — молодые солдаты подъезжали к пограничной заставе. Над ней рельефно возвышалась наблюдательная вышка. В общей гармонии звуков теперь вызывало недоумение урчание трактора.

Но приблизившись к заставе, солдаты убедились, что и эта мирная машина здесь выполняет ту необходимую функцию, которая в общем комплексе зовется охраной государственной границы СССР — трактор разрыхлял широкую ленту вспаханной земли, называемую контрольно-следовой полосой.

Молодые воины еще на учебном пункте узнали, что днем и ночью, в любое время суток, в любую погоду следуют вдоль нее пешком, верхом или на машине пограничные наряды — неусыпные часовые границы. Ничто не минует их внимательного глаза, не останется неуслышанным малейший подозрительный шорох, посторонний звук.

Контрольно-следовая полоса — это глаза и уши пограничников. Как по строчкам раскрытой книги, читают по ней дозоры все, что успело отметиться на разрыхленной ленте от одного осмотра до другого. Опытный пограничник безошибочно определит, какое животное, в какую сторону и когда проследовало по полосе, отличит настоящий след от ухищренного. И если случится, что через нее пройдет незваный гость, встрепенется застава под резкой и бодрящей командой «В ружье!». Вмиг покинут люди теплые постели, не досмотрев свои короткие сны. Лязгнут затворы автоматов, быстро протопают по двору солдатские сапоги, прогарцуют за ворота конники, и на заставе наступит та тревожная тишина, которую пограничники называют напряженной и громкой.

Бесшумно, хитрой лисицей пробирается нарушитель. Он торопится миновать самый опасный для него участок, заметает следы, стремясь сбить с толку пограничников. Но о его намерениях уже знают. Наряд с розыскной собакой пересекает убегающему путь. Парни в зеленых фуражках сноровисто действуют в таинственной тишине, стараясь ничем не обнаружить себя прежде времени. В такие минуты воздух кажется наэлектролизованным — чиркни спичкой, и он взорвется. Тишина… Пройдет какое-то время, и она содрогнется от громкого и властного оклика пограничника: «Стой! Руки вверх!». Преследуемый поймет, что сопротивление бесполезно, и благоразумно поднимет руки. А если будет действовать безрассудно? Ну, что ж, пограничники и с такими встречались и выходили победителями.

Отныне беспокойную жизнь оперативной заставы хорошо познают и Богдан Верескун, и Владимир Литвиненко, и их товарищи, только что прибывшие с учебного пункта.

…Звучат автоматные выстрелы. На сей раз ничего страшного. Это стрельбище, недалеко от заставы. Идет итоговая проверка умения пограничников владеть оружием. Одни воины на огневом рубеже, другие ждут очереди. Впрочем, не просто ждут. Перед тем, как получить магазины с патронами, они сдают зачеты по материальной части оружия, на быстроту заряжения и изготовку к стрельбе.

Вот к офицеру подходит высокий младший сержант. Стоит спокойно, хотя знает, что сейчас прозвучит команда и в дело включится беспристрастный судья-секундомер.

— К бою! — резко произносит офицер, и младший сержант, широко шагнув правой ногой, снимает с плеча автомат, ложится на землю и изготавливается к стрельбе. Сделано все четко, без единого лишнего движения.

— Молодец, товарищ Литвиненко! — произносит офицер. — Уложились в пять секунд…

Польщенный похвалой Владимир улыбался. На лице его можно прочитать молчаливое: «И чего в этом, товарищ капитан, особенного? В такое же время уложатся и остальные пограничники моего отделения. Отрабатывали упражнение все вместе». Но похвала остается похвалой, и услышать ее всегда приятно. Однако можно отлично знать материальную часть оружия, уметь безукоризненно заряжать автомат и быстро изготавливаться к стрельбе, но все пойдет насмарку, если не будут поражены мишени. Пограничник обязан метко вести огонь.

На командном пункте другой офицер руководит стрельбой. По его команде воины выходят на огневой рубеж, по его же команде появляются из укрытия на несколько секунд зеленые мишени. С командного пункта видно, как землю вспарывают пули, а пораженные мишени крутятся на черенке. Один за другим возвращаются с огневого рубежа пограничники и докладывают о результатах стрельбы. Поверяющий доволен. В его журнале стоят в основном «пятерки» и «четверки». «Троек» мало.

Вялой походкой возвращается с огневого рубежа рядовой Богдан Верескун. Он не поразил мишени. Отделение зароптало:

— Эх, мазила! За полгода стрелять не научился. Ныть только на «отлично» умеешь… Да это он нарочно. Назло командиру…

— Прекратите обидные реплики! — прикрикнул Литвиненко и подошел к Верескуну: — Не расстраивайся, Богдан. Так получилось от волнения. Важно не промахнуться, когда придется стрелять по настоящей цели.

— Не бойся, командир, — Верескун нарочито сделал ударение на последнем слове. — Случится бить по настоящей, моя рука не дрогнет. — Он резко повернулся, намереваясь идти к месту чистки оружия.

— Подожди, — остановил его Владимир. — Давай поговорим.

— Я вас слушаю, — уклонился Богдан от товарищеского тона.

— Зачем же так? Что из дома пишут?

Верескун исподлобья посмотрел на Литвиненко.

— Всякое пишут…

— А все-таки?

Богдан медлил с ответом.

— Пишут, например, чтобы я брал пример с Владимира Литвиненко, который дослужился уже до младшего командира…

— Ну, и бери, — шутливо сказал Владимир.

— А я не хочу, — откровенно и зло отрезал Богдан. — Противны все, кто здесь выслуживается.

— Служить бы рад, выслуживаться тошно, — не меняя дружеского тона, перефразировал Владимир пословицу и серьезно добавил: — Выслуживаться и честно служить — понятия разные…

— «Действуй по уставу, — завоюешь честь и славу». Это ты мне хочешь сказать? Пустая фраза. «Твой командир — наставник и друг». А что, если этот командир выскочка, карьерист и нисколько не умнее тебя? Все равно подчиняйся, да? Противно. Понимаете, товарищ Литвиненко, противно?!

— Кто себя считает умнее других, тот уже не умен, — Владимир начинал выходить из равновесия.

— Я не глупее тебя.

— Не глупее, — согласился Владимир, — но капризнее и ленивее. За это тебя и не любят в отделении.

— Ты ребят настроил против меня.

— Напраслину несешь. Наоборот, я за то, чтобы мы были все дружны. На границе иначе нельзя. Нам доверили…

— Знаешь, Литвиненко, — перебил его Верескун, — надоели мне эти высокопарные слова. И вообще отстань от меня по-хорошему. — Он повернулся и размашисто пошел под навес.

Владимир его не остановил. Он видел, как Верескун раздражен, понимал, что говорить с ним о чем-либо не время.