Николай Данилов - Граница проходит рядом [Рассказы и очерки]

Богдан, взявший напрокат у Абрамзона зеленую шляпу, черный с блестящими камнями галстук и увесистую деревянную трость, выглядел элегантно, И если бы кто-то из бывших одноклассников увидел его в этот момент рядом с экстравагантно разодетой дамой, вряд ли узнал в нем не всегда опрятного Верескуна. Богдан выглядел солиднее и старше своих восемнадцати лет.

Тот, кого ждали, сделал вид, что незнаком с Люсиком. Он грузно сел на скамейку рядом с Богданом, вытер платком лоб и шумно выдохнул:

— Ну и духота здесь!

— День на день не приходится, — отозвалась Люсик.

Пассажир с теплохода пристроил свою трость к скамейке, пыхтя перевязал на туфлях шнурки и поднялся. Этот минутный эпизод потом долго не давал Богдану покоя. Трость, взятая «напрокат», была подменена. Чем их начинили владельцы, Богдан не знал.

— Контрабанда, — легко и просто ответил ему Михель, — то есть запрещенные к ввозу и вывозу товары.

— Так за это же…

— За это дают солидные сроки, — спокойно продолжал за него Абрамзон. — Это очень рискованное, но и доходное дело. Хочешь жить, умей крутиться.

— Ну, а если… — Богдан не находил слов.

— Если нигде не проболтаешься, — перебил его Михель, — тебе уже ничего не грозит. Дело сделано. Помни, что жизнь — это счастливая случайность, но обязательно со смертельным исходом. Молодость не любит ранней развязки. Трепанешься — пойдешь на скамью подсудимых, а, может, не доживешь и до нее. Тебе это ни с какой стороны не светит, поэтому я спокоен.

И еще одна ночь прошла в кутеже.

— В армию уходишь? Это, по-моему, прозаично и скучно, — лепетала захмелевшая Нэльчик. Люсик возражала:

— Брось ты свою теорию обреченности! Возможно, Богик попадет в морской флот. Будет ходить в заграничные плавания. Он увидит свет. Парамарибо, Сидней, Монтевидео! Эх, почему я не родилась мужчиной! Здесь мы прозябаем. Жизнь там! — она резко и значительно показала рукой выше голов собеседников. Ей не возражали…

— Вы призываетесь в пограничные войска, — стройный майор пожал Богдану руку. — Поздравляю, товарищ Верескун. Вас ждет, не скрою, трудная, но почетная служба. Верю, оправдаете высокое доверие народа.

Да, майор, прибывший за молодым пополнением, верил парням, призванным служить на границе. У всех у них были примерно одинаковые биографии, которые излагались на полстранице; школа, год работы или учебы, комсомол. Не отличалась она ничем по документам и у Богдана Верескуна. Школьная и комсомольская характеристики положительные. Родители судимости не имели, за границей из родственников никто не проживал. Формально не было никаких оснований не призывать Верескуна на службу в пограничные войска. А то, что случилось с ним за короткий срок в большом портовом городе, осталось тайной, покрытой мраком. Ее Богдан никому не раскроет. Все это в прошлом. Оно, думал Верескун, забудется.

Вскоре родители получили от молодого солдата первое письмо: «Вот я и в армии. Сразу узнал ее „прелесть“. Гоняют день и ночь. В ушах чуть не лопаются перепонки от команд. Сержанты нам попались горластые и злые. Им нельзя сказать против слова, сразу дают наряд вне очереди. Несколько раз был рабочим по кухне, чистил картошку. Чистить надо много, а она грязная и корявая. Дважды убирал в туалете. Противно, но что сделаешь? Кормят здесь однообразно, чаще дают на второе каши разные. Я их дома терпеть не мог. Выпивать не разрешают даже по праздникам. Будете слать посылку, водку не кладите — отберут. Вообще лучше присылайте деньги. Посылки здесь принято делить на всех. Сейчас я на учебном пункте. Ходим везде строем, даже в столовую, да еще хочешь-не хочешь — заставляют петь песни. Спать раньше отбоя не разрешают, а после подъема бегаем, как сумасшедшие. Все сутки разбиты на распорядок, и от него — ни на шаг. Да, со мной вместе служит Вовка Литвиненко, мой бывший одноклассник. Я его в школе не очень любил. Здесь он здорово выслуживается. Уже получил благодарность. Вы думаете за что? За добросовестное отношение к служебным обязанностям. Ха-ха! Все! Кричат. Бегу строиться…»

В этот же день семью Верескунов навестила мать Владимира Литвиненко. Она принесла письмо своего сына и с радостью сообщила, что Богдан и Володя служат вместе. Письмо прочитала вслух:

«…Вот я и солдат. Выдали нам форму (хлопчатобумажную и парадную), личное оружие и зеленые погоны. Надели мы форму с гордостью. Сразу все изменились, друг друга на первых порах не узнать. Хлопчатобумажная на нас сидит пока не совсем ладно, потому что она новая и носить мы ее еще не научились. Но парадную, кто ни примерит — прелесть! Пришлю фотокарточку — посмотрите. Удивительная вещь — на „гражданке“ я не замечал за собой медлительности. Она мне не мешала. Здесь же нерасторопность видна на каждом шагу. И еще я заметил, что выносливость солдата не имеет предела. Можно долго-долго быть на ногах, спать иногда только по четыре часа в сутки, а потом — опять на ногах, и ничего — жив и здоров. А главное я понял, что мне без армии обойтись было нельзя — здесь из меня сделают настоящего мужчину. Физически уже окреп, чувствую, что мои мышцы наливаются свинцом. Стал я стройнее, подвижней и внимательней. Ем с большим аппетитом, успел поправиться на два килограмма. Если пойдет так дальше, через год превращусь в богатыря.

Командиры у нас строгие, но справедливые и заботливые. Это очень заметно. После учебного пункта нас отправят на границу. Ждем с нетерпением этого дня. А ведь это здорово — охранять государственную границу СССР! Такое доверяют не всем.

Сообщаю еще одну приятную весть. Здесь же служит мой одноклассник, Богдан Верескун. И хотя нам не довелось подружиться в школе, приятно служить с таким товарищем — есть о чем поговорить, есть что вспомнить. Хорошо, если попадем с ним на одну заставу. Сейчас сидим в Ленкомнате. Он тоже пишет письмо.

Завтра у нас волнующий день в солдатской жизни — принимаем военную присягу. Другими словами — даем торжественную клятву на верность Родине. Присягу выучил наизусть. Какие в ней емкие, берущие за душу слова. А вот от этих мурашки по спине бегают:

„Если я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся“.

Личное время истекает. Кончаю. Пишите больше о себе, о нашем замечательном городке…»

Это крохотное селение с несколькими одноэтажными зданиями, обрамленное кирпичным забором с широкими воротами, походило издали на многие другие, разбросанные в разных уголках страны. Расположенное вдали от крупных населенных пунктов, оно на расстоянии напоминало или геологическую базу, куда время от времени съезжаются геофизические и сейсмические партии, или только что обосновавшийся животноводческий совхоз. Протяжное конское ржание и неровное урчание трактора усиливали впечатление, что здесь располагается именно сельскохозяйственная организация.