Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

Стоя за спиной у Мефодьева, Яков сосредоточенно глядел на доску. На ней выходило как будто неплохо. Но силы были неравными. Белые превосходили численно. И разве могла тягаться с хорошо обученными, до зубов вооруженными солдатами инвалидная команда Ерина!

— Если выбьют нас из окопов, отступаем по дороге на Покровское, — в тяжелом раздумье сказал Мефодьев. — Сначала отходят дружинники, затем первый и третий батальоны. Прикрывает отход рота Спасения революции. Но это — при крайней необходимости.

Лицо у Мефодьева осунулось, под глазами легла синева. Он почти не спал последние ночи и едва держался на стуле.

— Вам нужно отдохнуть, товарищ главнокомандующий, — заметил Андрей Горошенко. — Перед боем надо хоть час вздремнуть.

Мефодьев слабо улыбнулся, проговорил виновато:

— В тепле разморило. Ну, все решено. Идем на улицу. Неужели не подоспеет Гомонов?

Вышли во двор. Темень. И кругом тихо-тихо. Яков взглянул в сторону окопов. И не увидел ни одного огонька. Притаились в ночи партизаны, притаились и белые. Все ждут утра, ждут кровавой развязки.

Но вот вдалеке послышался цокот копыт. Он приближался. Мефодьев, а за ним и остальные выскочили за ворота. Из мглы вырвалась фигура всадника в папахе.

— Вестовой! — радостно вскрикнул Мефодьев.

Всадник осадил коня, легко спрыгнул. Да это же Колька Делянкин! Значит, у Антипова что-то произошло. Неужели подошли белые? Мефодьев рванулся к Кольке.

— Ну!.. — бросил нетерпеливо, выставив надутые по-детски губы.

— Силами трех полков неприятель наступает на Сосновку, — трудно дыша, доложил Колька. — Вечером нами оставлена Сорокина.

Мефодьев взялся за голову. Сорокина была среди сел, население которых по приказу Матковского подлежало полному уничтожению. Теперь там свирепствуют каратели. Что делать? Может, сняться отсюда и идти на помощь Антипову? Нет, это будет означать поражение, полный разгром.

— Передай Антипову, пусть держится любой ценой. Пусть попытается вернуть Сорокину.

— Мы стоим у кромки бора, у самого села. Неприятель трижды атаковал эту позицию, но был отбит, — продолжал Колька. — И еще новость, — он потупился, переступая с ноги на ногу. — Неприятель наступает на Галчиху. Силы белых в точности неизвестны, но шибко большие. Антипов послал к Королеву команду разведчиков.

У Якова пробежали по спине мурашки. Осой ужалила сердце тревога за брата. Кольцо белых сомкнулось. И Роман попал в самое пекло.

— И все-таки мы разобьем белых, — решительно сказал Мефодьев, отпуская вестового.

Яков направился к своей роте, которая занимала маленькую рощицу на левом фланге у Покровского полка. Тропинка вывела его к окопам. Здесь копошились бойцы, слышались негромкие разговоры. О чем толкуют сейчас партизаны? Вот по окопу прокатился смешок, кто-то сказал:

— Боишься потерять голову, сними с плеч и прячь за пазуху. Она и цела будет.

— Значит, отвоевался, так снова иди в батраки, — сказал другой.

— Советская власть поможет. Не сумлевайся.

— Все будем жить, как паны, а кто ж землю вспашет? Кто посеет?

И чей-то грубый уверенный голос:

— Контру заставим работать!

— Нет, робята. Контру мы выметем из Сибири и заживем сами по себе. Советская власть нам даст плуги и машины. Размахнемся за милую душу!

Прошел Яков немного и опять прислушался.

— Уж до того дожили — соли перехватить негде. Мужики ноне на соляные промысла не ездят, потому как кругом белые миродеры.

— Мародеры, — поправили говорившего.

— С миру дерут. Выходит, что миродеры, — стоял на своем тот.

Ну, о чем еще может говорить мужик, как не о своей крестьянской нужде. Всюду с ним думка о земле да о хозяйстве. А завтра, может быть, многим уже ничего не будет нужно. Но каждый надеется на лучшее. Не всех же убивают на войне. Вот и Яков думает о том, как бы сбиться еще на пару лошадей, как достроить баню. Не по-хозяйски это, когда жена ходит мыться к соседям. Чем Яков хуже других?.. А Роман в Галчихе. Жив ли?..

В рощице стоя дремали оседланные кони. Лишь изредка тонко звякали удила да похрустывал под копытами валежник. Пахло конским потом.

Яков отыскал Чалку и напоил его. Затем выставил усиленный дозор и, присев на мокрый холодный пенек, опустил голову. Одолевал сон. Засыпая, Яков слышал, как кто-то вполголоса пропел:

Едва песня затихла, ухнул снаряд. Яков вскочил и дико посмотрел в сторону села. Уже рассвело. Оказывается, он проспал не меньше двух часов.

Снаряд разорвался, чуть перелетев окопы. Над местом разрыва расползалось по земле облачко. Из черно-бурого оно становилось синим, а потом белым, как молоко. И вот уже ветер, рассеивая, понес его в огороды.

Артиллерия ожесточенно молотила линию окопов. Партизаны несли потери. И тогда Мефодьев приказал отступать на запасной рубеж. Вторая линия окопов находилась в полуверсте позади и правым крылом перерезала Сидоровку.

Белые заметили, как партизаны начали отходить, и перенесли огонь в глубь обороны. Одновременно с этим взметнулись цепи противника. Они бросились к оставленным полком окопам.

Рощица, в которой спешилась рота Спасения революции, была в лощине. Яков не мог видеть противника. Он смотрел лишь на избу, где они совещались ночью. Там Мефодьев. Он даст сигнал, когда можно навалиться на белых с фланга. Хоть бы скорее! Яков напрягся всем телом, стиснул зубы. Ну!

Над двором раз и другой полыхнуло вскинутое на пике красное полотнище.

— По коням! — выхватив шашку, крикнул Яков. И хотя его голос потонул в громовом переплясе разрывов, бойцы поняли, что наступила решительная минута. Рота взлетела в седла. Суровые и острые взгляды сошлись на командире.

— Рота, за мной — ма-арш! — Яков дал коню поводья. Чалка вытянул шею, распластав гриву на ветру. На бешеном галопе он вынесся на бугор, и Яков увидел цепь белых.

До ощетинившейся штыками цепи белых — триста шагов… Двести… Сто… И вдруг в упор ударили по белым пулеметы: Мефодьев обхитрил противника. В первой линии окопов он оставил все пулеметы Покровского полка. Касатик подпустил вражескую цепь и прижал ее к земле, прижал так плотно, что никто из белых не мог ни выстрелить, ни швырнуть бомбу.

Рота Спасения революции врезалась в самую гущу врага. Храпели и дыбились кони, скрежетала сталь, хлопали выстрелы. Запах крови дурманил и кружил головы, распалял сердца.

Яков стоптал конем солдата в конфедератке. Дотянулся шашкой до другого. Шашка скользнула по плечу и легко, как вилок капусты, отбросила голову в сторону. Словно в тумане промелькнуло: Мефодьев на своем Воронке атакует белых с другого фланга. Он повел в бой сводный отряд дружинников. Грозное «ура!» прокатилось над бушующей яростью степью. Лавина пикарей стремительно приближалась.