Василий Шукшин - Калина красная [сборник]

Так закончился последний срок Егора Прокудина. Впереди – воля.

Утром в кабинете у одного из начальников произошел следующий разговор:

– Ну, расскажи, как думаешь жить, Прокудин? – спросил начальник. Он, видимо, много-много раз спрашивал это – больно уж слова его вышли какие-то готовые.

– Честно! – поторопился с ответом Егор, тоже, надо полагать, готовым, потому что ответ выскочил поразительно легко.

– Да это-то я понимаю... А как? Как ты это себе представляешь?

– Думаю заняться сельским хозяйством, гражданин начальник.

– Товарищ.

– А? – не понял Егор.

– Теперь для тебя все – товарищи, – напомнил начальник.

– А-а! – с удовольствием вспомнил Прокудин. И даже посмеялся своей забывчивости. – Да-да... Много будет товарищей!

– А что это тебя в сельское хозяйство-то потянуло? – искренне поинтересовался начальник.

– Так я же ведь крестьянин! Родом-то. Вообще люблю природу. Куплю корову...

– Корову? – удивился начальник.

– Корову. Вот с таким вымем, – Егор показал руками.

– Корову надо не по вымю выбирать. Если она еще молодая, какое же у нее «вот такое» вымя? А то выберешь старую, у нее действительно вот такое вымя... Толку-то что? Корова должна быть... стройная.

– Так это что же тогда – по ногам? – сугодничал Егор вопросом.

– Что?

– Выбирать-то. По ногам, что ли?

– Да почему по ногам? По породе. Существуют породы – такая-то порода... Например, холмогорская... – больше начальник не знал.

– Обожаю коров, – еще раз с силой сказал Егор. – Приведу ее в стойло... поставлю...

Начальник и Егор помолчали, глядя друг на друга.

– Корова – это хорошо, – согласился начальник. – Только... что ж, ты одной коровой и будешь заниматься? У тебя профессия-то есть какая-нибудь?

– У меня много профессий.

– Например?

Егор подумал, как если бы выбирал из множества своих профессий наименее... как бы это сказать – меньше всего пригодную для воровских целей.

– Слесарь...

Зазвонил телефон. Начальник взял трубку.

– Да. Да. А какой урок-то был? Тема-то какая? «Евгений Онегин»? Так, а насчет кого они вопросы-то стали задавать? Татьяны? А что им там непонятно в Татьяне? Что, говорю, им там... – начальник некоторое время слушал тонкий крикливый голос в трубке, укоризненно смотрел при этом на Егора и чуть кивал головой: мол, все ясно. – Пусть... Слушай сюда: пусть они там демагогией не занимаются! Что значит – будут дети, не будут дети?!. Про это, что ли, поэма написана! А то я им приду объясню! Ты им... Ладно, счас Николаев придет к вам, – начальник положил трубку и взял другую. Пока набирал номер, недовольно проговорил: – Доценты мне... Николаев? Там у учительницы литературы урок сорвали: начали вопросы задавать. А? «Евгений Онегин». Да не насчет Онегина, а насчет Татьяны: будут у нее дети от старика или не будут? Иди разберись. Давай. Во, доценты, понимаешь! – сказал начальник, кладя трубку. – Вопросы начали задавать.

Егор посмеялся, представив этот урок литературы.

– Хотят знать...

– У тебя жена-то есть? – спросил начальник строго.

Егор вынул из нагрудного кармана фотографию и подал начальнику. Тот взял, посмотрел.

– Это твоя жена? – спросил он, не скрывая удивления.

На фотографии была довольно красивая молодая женщина, добрая и ясная.

– Будущая, – сказал Егор. Ему не понравилось, что начальник удивился. – Ждет меня. Но живую я ее ни разу не видел.

– Как это?

– Заочница, – Егор потянулся, взял фотографию. – Позвольте, – и сам засмотрелся на милое русское простое лицо. – Байкалова Любовь Федоровна. Какая доверчивость на лице, а! Это удивительно, правда? На кассира похожа.

– И что она пишет?

– Пишет, что беду мою всю понимает... Но, говорит, не понимаю, как ты додумался в тюрьму угодить? Хорошие письма. Покой от них... Муж был пьянчуга – выгнала. А на людей все равно не обозлилась.

– А ты понимаешь, на что идешь? – негромко и серьезно спросил начальник.

– Понимаю, – тоже негромко сказал Егор и спрятал фотографию.

– Во-первых, оденься как следует. Куда ты такой... Ванька с Пресни заявишься, – начальник недовольно оглядел Егора. – Что это за... почему так одет-то?

Егор был в сапогах, в рубахе-косоворотке, в фуфайке и каком-то форменном картузе – не то сельский шофер, не то слесарь-сантехник, с легким намеком на участие в художественной самодеятельности.

Егор мельком оглядел себя, усмехнулся.

– Так надо было по роли. А потом уже не успел переодеться.

– Артисты... – только и сказал начальник, и засмеялся. Он был не злой человек, и его так и не перестали изумлять люди, изобретательность которых не знает пределов.

И вот она – воля!

Это значит – захлопнулась за Егором дверь, и он очутился на улице небольшого поселка. Он вздохнул всей грудью весеннего воздуха, зажмурился и покрутил головой. Прошел немного и прислонился к забору. Мимо шла какая-то старушка с сумочкой, остановилась.

– Вам плохо?

– Мне хорошо, мать, – сказал Егор. – Хорошо, что я весной сел. Надо всегда весной садиться.

– Куда садиться? – не поняла старушка.

– В тюрьму.

Старушка только теперь сообразила, с кем говорит. Опасливо отстранилась и посеменила дальше. Посмотрела еще на забор, мимо которого шла. Опять оглянулась на Егора.

А Егор поднял руку навстречу «Волге». «Волга» остановилась. Егор стал договариваться с шофером. Шофер сперва не соглашался везти, Егор достал из кармана пачку денег, показал... и пошел садиться рядом с шофером.

В это время к ним подошла старушка, которая проявила участие к Егору, – не поленилась перейти улицу.

– Я прошу извинить меня, – заговорила она, склоняясь к Егору. – А почему именно весной?

– Садиться-то? Так весной сядешь – весной и выйдешь. Воля и весна! Чего еще человеку надо? – Егор улыбнулся старушке и продекламировал: – Май мой синий! Июнь голубой!

– Вон как!.. – старушка изумилась. Выпрямилась и глядела на Егора, как глядят в городе на коня – туда же, по улице идет, где машины. У старушки было румяное, морщинистое личико и ясные глаза. Она, сама того не ведая, доставила Егору приятнейшую, дорогую минуту.

«Волга» поехала.

Старушка некоторое время смотрела вслед ей.

– Скажите... Поэт нашелся. Фет.

А Егор весь отдался движению.

Кончился поселок, выскочили на простор.

– Нет ли у тебя какой музыки? – спросил Егор.

Шофер, молодой парень, достал одной рукой из-за спины транзисторный магнитофон.

– Включи. Крайняя клавиша...

Егор включил какую-то славную музыку. Откинулся головой на сиденье, закрыл глаза. Долго он ждал такого часа. Заждался.

– Рад? – спросил шофер.

– Рад? – очнулся Егор. – Рад... – он точно на вкус попробовал это словцо. – Видишь ли, малыш, если бы я жил три жизни, я бы одну просидел в тюрьме, другую – отдал тебе, а третью – прожил бы сам, как хочу. Но так как она у меня всего одна, то сейчас я, конечно, рад. А ты умеешь радоваться? – Егор от полноты чувства мог иногда взбежать повыше – где обитают слова красивые и пустые. – Умеешь, нет?