Василий Шукшин - Калина красная [сборник]

Вдруг дядя Володя делает руками – так, и его по шляпе хлопает доска...

– Хватить миндальничать! – сказал дядя Коля. Они разговаривали с матерью в большой комнате. А в маленькой горенке сидел грустный Витька и катал по столу бильярдный шар. – Дальше еще хуже будет. Испортим парня... Завтра поедет ко мне и поживет пока. До зимних каникул хотя бы. Не реви, не хуже делаю, не хуже. Наоборот, мои ребятишки ему там по школе помогут.

Мать Витькина плакала, вытирала слезы концом платка.

– Жалко, Коля... Сердце запеклось, ничего тебе и сказать-то путем не могу... Жалко.

– Да что, насовсем, что ли! – убеждал брат. – Да было бы хоть далеко!.. Двадцать верст – эка! Ну, приедешь когда, попроведуешь... До Нового года-то пускай поживет. Не даст он вам тут дело наладить, не даст. А наладить надо. И зря ты про мужика так думаешь, зря. Хороший мужик...

– Да больно уж он какой-то...

– Какой? А тебе что, красавца кудрявого...

– Да не красавца! У него же разговоров больше нету: пить бросил да мебель покупает.

– Ну и что, хорошее дело.

– Да что же – все об одном да об одном.

– Ну, рад, что бросил, вот и говорит про это. Потом, не знаю, конечно, но ему тоже, наверно, охота с лучшей стороны себя показать. Вот – мебель покупает. Бабам же нынче что – лишь бы не пил да деньги зря не мотал. Вот он и жмет на это. Его тоже понять надо. Мой тебе совет: не торопись с выводами. Подожди. А Витьку я заберу. И не переживай: хуже не будет. Будет только лучше.

– У тебя у самого там тесно...

– Ничего.

– Да Нюра бы не осердилась. Скажет – во-от, еще племянника привез. Своих мало!

– Ну и дура будет, если так скажет. Да и не скажет сроду – поймет. Давай, нечего думать. Испортим парня. А так – мы его счас оторвем от всяких его дружков да от улицы, он волей-неволей за книжки сядет. Пусть поживет в деревне, пусть... Давай, собирай его – прямо счас и поедем. Чего тянуть-то? Да и мне надо сегодня же вернуться... Давай. Где он?

– Там.

Дядя Коля заглянул в горницу.

– Да где?

– Нету?! – испугалась мать. – Мать пресвятая богородица!.. Здесь был!

Дядя Коля подошел к окну, тронул створки – они распахнулись.

– Не пужайся – здесь он где-нибудь. В окно вылез.

Мать кинулась сразу к Юрке.

Витька был там. Юрка и Витька сидели на лавочке, дед лежал на печке, но не хворал, а так – погреться залез. Молчали. Быстро вошла встревоженная мать.

– Витька... Здравствуйте! Ох, Витька... – мать успокоилась, но еще не могла отойти от быстрой ходьбы. – Что же ты ушел, сынок? Там дядя Коля ждет...

Витька, Юрка и старик молчали.

– Пойдем домой, – матери стало неловко, потому что она почувствовала в их молчании суд себе.

– Что, Витька... в ссылку ссылают? – сказал старик.

– В какую ссылку?! – вспыхнула мать. – Что ты, дедушка, говоришь-то!

– Да я шутейно, – успокоил старик. – Так я... болтанул. В гости он поедет. Хорошее дело.

– Пойдем, Витя, – опять сказала мать.

Витька сидел. Молчал.

– Я не в осуждение говорю, – продолжал старик. – Кого осуждать? Такая теперь жизнь. Но вот раньше понимали: до семнадцати годов нельзя парня из дома трогать. У нас тада вся деревня на отхожий промысел ходила... И вот, кто поумней был – отцы-то, те до семнадцати лет сына в город не отпускали. Как ушел раньше, так все: отстал человек от дома. Потому что – не укрепился, не окреп дома, не пустил корешки. А как раньше время оторвался, так все: начинает его крутить по земле, как лист сухой. Он уж и от дома отстал, и от крестьянства... А потому до семнадцати, что надо полюбить первый раз там, где родился и возрос. Как полюбил на месте – дома, так тебе это и будет – родина. До самой твоей смерти. Тосковать по ей будешь...

– Чего ты, дедушка, мелешь лежишь! – осердилась мать. – «Полюбил», «не полюбил»... Чего попало! Пойдем, Витька.

Витька встал... Подал Юрке руку.

– Пока.

– До свиданья. Пиши.

– Ладно. Ты тоже пиши. До свиданья, деда.

– До свиданья, Витька. Не забывай нас.

– Господи, прямо как на войну провожают... – не могла скрыть удивления мать. – Или, правда, – на заработки куда. Он едет-то – двадцать верст отсюда! К дяде родному.

– Это хорошо, – опять сказал старик. – Чего же?

Потом, когда шли по улице, мать сказала:

– Тебе там хорошо будет, Вить.

Витька молчал.

– Неохота?

Витька молчал.

Мать тоже замолчала.

Зато дома мать выпряглась.

– Никуда он не поедет, – заявила она брату с порога. – Не пущу. Вот.

Дядя засмеялся.

– Ну, конечно, не надо: а то он там... потеряется. Заблудится. Волки его съедят... Витька, а ты-то чего? Тоже, как баба, елки зеленые! Чего ты? Мужик ты или не мужик?..

Ехали в деревню к дяде в легком коробке, сытая сильная лошадь бежала податливо. Коробок мягко качался на рессорах.

– Витька, почему ты не учишься, как все люди, – хорошо?

– Все, что ли, хорошо учатся! У нас в классе семь двоечников.

– А тебя разве самолюбие не заедает, что ты попал в эту семерку?

Витька промолчал на это.

– И все семь – мальчишки? Или и девчонки есть?

– Одна. Мы ее жучим, чтоб она исправлялась. Она бестолковая.

Дядя захохотал.

– Дак а себя-то... ха-ха-ха!.. Себя-то чего не жучите? О какие!.. А вы-то чем умнее – такие же двоечники, как она. А? Витьк?

– Она к нам не касается. Она же работать не пойдет.

– Во-он вы куда-а!.. – понял дядя. – Вот оно что. Та-ак. Ну, и кем, например, ты хочешь работать? Когда подрастешь мало-мало.

– Шофером.

Дядя даже сплюнул в огорчении.

– Дурак! Вот дурак-то! Это вас кто-нибудь подговаривает там? Или вы сами придумали – с работой-то?

– Сами.

– Вот долдоны-то! А учителя знают про ваш уговор?

– Нет. По восемь классов мы как-нибудь кончим...

– Тьфу! – расстроился дядя. – Хоть поворачивай и выдавай всю эту... шайку. Ты думаешь, шофером – хитрое дело? Это ведь кому уж деваться некуда, тот в шофера-то идет. Голова садовая! Ну, ничего, ничего!!. Я возьмусь за тебя. Шофером!.. Да это уж кого приперло: грамотешки нет – ну, в шофера. А так-то его бы черт туда затолкал, в шофера-то. А тебе... Ну, ничего, я тебя направлю на путь истинный. Ты у меня пятерочник будешь – на удивление всем.

А ехали лесом, воздух в лесу был зеленый. Тишина пугала. Витьке было интересно... И грустно.

запел вдруг дядя негромко, задумчиво –

И замолчал. И задумался.

– Эх, Витька-а, – сказал дядя невесело, – махнулся б я с тобой годами. Эх, и махнулся бы! – не глядя! Я б – не то что учиться, я бы черту рога свернул. Знаю теперь, как их свернуть можно, только... Но нам, Витька, война дорогу переехала. Война, будь она проклята. Не война, так я б теперь высоко-о летал. Да-а... А ты учиться не хочешь. Глупыш ты такой.