Владимир Богомолов - Застава в степи

У девчонок от обиды даже слезы заблестели на глазах. А нам стало как-то неудобно, как будто мы были виноваты в том, что их оставляют на кухне.

Грачев подошел к Фаине Ильиничне и ласково, прямо подхалимски спросил:

— Фаина Ильинична, когда вы учились в институте, ели печеную картошку?

У Фаины Ильиничны сразу заблестели глаза, и она стала смотреть куда-то через наши головы. Я тоже посмотрел туда, но, кроме молодого сада и хмурого неба, там ничего не было. Я догадался: она вспоминает туристские походы, костры на привалах, песни, ночевки под звездами.

— Конечно, Вова, мне приходилось есть печеную картошку. Мы даже песню пели:

Но к чему это ты про мое студенчество?

Вовка даже зажмурился и чмокнул языком:

— Мне так захотелось печеной картошки.

Фаина Ильинична сразу рассмеялась, обняла Вовку и весело сказала:

— Ах ты хитрец, ах ты мой дипломат. Вы поняли, что предлагает Грачев? — спросила нас учительница. — Он предлагает приготовить обед прямо в поле.

— Ура! — запищало Светкино звено.

Их поддержали все остальные.

В одну минуту из кладовки были вытащены пачки концентратов, килограммов десять картофеля, бутылка постного масла, пачка соли, луковицы. Из дровяного склада мы взяли поленья, достали котел. Весь груз был распределен между мальчишками.

Мне казалось, что сборы длились вечность, но когда я взглянул на часы учительницы, оказалось, на все ушло около двадцати минут.

— Миша, — командовала Фаина Ильинична, — принеси знамя! Стройтесь, ребята. Становись, Саблин, в голову. Паша, бери барабан. Сеня, не забудь горн. Готовы? Шагом марш! Вова, запевай.

Грачев вскинул свою светловолосую голову и звонким тенором начал:

В это время Лисицын, едва касаясь, палочками барабана выбил музыкальную дробь, а вся колонна подхватила две последние строчки куплета.

Так с песней о веселом барабанщике мы и подошли к конторе. Там уже стоял грузовик, и мама с шофером укладывала в кузове веревки и переносные опрыскиватели.

— Всех за один рейс не увезу, — предупредил шофер Федор Федорович Синицын, отец моего друга. Он осмотрел всю колонну и спросил у меня:

— А где мой?

Мне было неловко при всех раскрывать Генкину очередную тайну, и я ничего не смог придумать лучшего, как неопределенно махнуть рукой:

— Он там. У него дело.

Хорошо, что в это время Фаина Ильинична с моей мамой обсуждала какие-то вопросы и не слышала нашего разговора.

— Какое же это у него такое важное дело? — наклонился ко мне Федор Федорович.

— Я вам потом объясню, — решил я отложить этот разговор, увидев, что к нам направляется учительница. Отец Синицына кивком согласился со мной и скомандовал:

— Ну, Фаина Ильинична, сажайте девочек и кладите провизию. А вы, орлы, — обратился он к мальчишкам, — не ждите меня, а идите пешком. Я вас на дороге подберу.

Но Фаина Ильинична не согласилась с шофером. Она сказала, что пусть сначала едут мальчики и агроном товарищ Морозова, то есть моя мама.

— Вроде не по-джентльменски получается, — уперся Федор Федорович.

— Ничего, мы не леди, не обидимся, — обескуражила его своей улыбкой учительница. И тут же пояснила свою мысль: — Пусть ребята там все приготовят. С нами останется только Вова Грачев.

Удивленный Вовка покорно развел руками.

— Запевать будешь. Голос у тебя замечательный.

— Ну, дык, Лобертино Ролетти, — попытался съехидничать Лисицын.

— Сам ты Лобертино, — прижала пальцем его курносую пипку учительница. — Робертино Лоретта. — Ясно? Ну, полезай в кузов.

Смущенный Паша не заставил себя ждать. Он одним махом с колеса перепрыгнул через борт и протянул руки, подхватывая поленья…

Мама тоже села в кузов, отказавшись ехать в кабине. Она объяснила, что у нее там стоят препараты и как бы ребята чего-нибудь с ними не сделали. Тогда Синицын пригласил меня. Я не стал отнекиваться, потому что понял, зачем понадоблюсь ему в кабине: он хочет узнать от меня, где его сын.

Как только, провожаемые криками девчонок, мы выехали на грейдер, Федор Федорович спросил:

— Так где Генка? Мать говорит, вчера не был в лагере, сегодня его нет. Что он там выдумал? Давай, как на духу.

Я рассказал отцу Синицына о злополучном коржике, о горластой вредной тетке, милиционере и об обещании Фаины Ильиничны посвятить Генке очередную линейку. Но тут же успокоил его, что Генка не явился не потому, что ему было страшно идти на линейку, а просто Синицын уточнял что-то насчет коммунаров.

— Так я ж ему об этом рассказывал, — перебил меня Федор Федорович.

— Правильно, — согласился я. — Он и говорит, что вы рассказывали, еще и милиционер ему говорил. Вот он и ходил уточнять что-то.

— И сегодня опять уточняет? — усмехнулся Генкин отец, и я понял, что он ничего не знает о Леопарде и о мечте сына подготовить из этого пса настоящую ищейку, такую, как Мухтар. Как мне тут нужно поступить, я не знал и ничего не мог придумать. Но если я долго буду молчать, Федор Федорович догадается, что я что-то придумываю.

— Кто уточняет? — наивно переспросил я.

— Генка, говорю, и сегодня уточняет?

— А-а, — протянул я, стараясь выиграть время, с надеждой глядя вперед: скоро, что ли, появится поле? Но до того места, куда нас везли, было еще не близко, и мне пришлось отвечать. — А что вы думаете, дядя Федя, узнать все как следует — это знаете как трудно…

Я объяснил, что у нас в лагере составлен план. По нему мы скоро поедем в краеведческий музей, встретимся там с ветеранами гражданской войны. Послушаем их рассказы, а потом сами начнем искать.

— Вы — народ ученый. Вам, конечно, видней, — сказал Синицын. — И учительница у вас вон какая грамотная да красивая. Но я бы не с того начинал. Для начала разослал бы я вас по всем хуторам, чтоб встретились вы с ветеранами. Не в музее, в мягких креслах, а прямо в степи, возле старых окопов. Чтоб от каждого слова порохом пахло. Записали бы все эти рассказы, собрались вместе, прочитали свои дневники. И сразу картина перед глазами. А потом уж, чтоб уточнить, можно и в музей съездить.

Федор Федорович выбросил папиросу в окно, поправил кепку, надвигая козырек на самые брови, и сказал:

— Солнышко пробивается. Это к лучшему, а то я уж к дождю приготовился. Дождь нам теперь ни с какой стороны ни в кон.

Он посмотрел на небо и добавил:

— А может, он и завернет к нам. Вон, смотри льет, у соседей.

— Как вы думаете, дядя Федя, дождь не смоет этих жуков?

— Нет, Сеня, — твердо сказал Синицын. — Этих паразитов только правильная агротехника уничтожит.