Иван Лазутин - Крылья и цепи

— Наконец-то!.. А я уж думал, что ты забронзовел!.. — Крепко сжимая в своих руках плечи Шадрина, Зонов улыбался все той же открытой, юношеской улыбкой, какой она была шесть лет назад, в первый год студенческой жизни. — Идем!.. — Он потянул Дмитрия за руку, стараясь поскорее скрыться с глаз снующих взад и вперед инспекторов и посетителей.

Раскрывая дверь своего кабинета и пропуская перед собой Дмитрия, Зонов многозначительно бросил секретарше:

— У меня минут на двадцать будет небольшое совещание. Побереги нас от звонков.

Секретарша понимающе улыбнулась своему молодому начальнику, который, как показалось Шадрину, был всего года на два, на три старше секретарши, и, пристально смерив Дмитрия почтительным взглядом, села на свое место.

Только теперь Шадрин понял, что изменилось в Зонове. Он заметно раздобрел, порозовел в лице и приобрел тот солидный и степенный вид ответственного работника, по которому можно было судить, что служба у него идет успешно.

В бытность студентом Зонов не износил ни одного хорошего костюма. Как и Шадрин, он с горем пополам пробивался на стипендию да на случайных копеечных приработках в массовках на «Мосфильме», разгружал осенью вагоны с картошкой и арбузами, последние два года подрабатывал в Госстрахе..

Вспомнив один курьезный случай с Зоновым, Шадрин рассмеялся.

— Что смеешься? — спросил Зонов, приглаживая ладонью густые темные волосы.

— Вспомнил, как ты однажды набрел на квартиру народного артиста Барханова. Здорово ты напугал суеверного старика, когда предложил ему на случай неожиданной смерти застраховать жизнь.

Теперь смеялся Зонов. В его памяти живо всплыл первый день работы в Госстрахе и поглупевшее, испуганное лицо человека, который никак не мог понять, почему он может случайно умереть. Зонов же, узнав в пожилом мужчине известного артиста Барханова, тоже растерялся и, словно оправдываясь, неуверенно бормотал: «Ну, знаете… Всякое может случиться… Под трамвай можете попасть, когда на работу едете… А шпана?.. Вы знаете, сколько ее развелось? Всякие бывают случаи. А то и… чего доброго — разрывчик сердца… В наш-то век стрессов… Умирают часто! Особенно артисты и писатели. Вот, к примеру, недавно скоропостижно скончался комик Перепелкин!»

Такой напор агента Госстраха еще больше насторожил и испугал артиста. Он молча открыл дверь и, взглядом показав Зонову на выход, учтиво извинился и объяснил, что человек он хоть и не очень старый, но суеверный и скоропостижно умирать пока не собирается, а если застрахует жизнь, то, зная свой мнительный характер, все время будет ходить и думать о смерти.

Как только за Зоновым захлопнулась дверь, он понял, что наговорил глупостей, что агитировать нужно было бы тоньше, не пугать кладбищем. Вниз по ступенькам он почти сбежал, преодолевая каждый лестничный пролет за три-четыре прыжка. А вечером, в общежитии, рассказал товарищам о своей неудачной встрече со знаменитым артистом.

— Я и сейчас как увижу его по телевизору или услышу голос по радио, так вспоминаю эту историю, — сказал Шадрин.

— Это еще что! Были случаи похлеще. Однажды некая важная особа чуть ли не напустила на меня овчарку. Насилу ноги унес, — сквозь смех проговорил Зонов. — Оказывается, накануне, примерно за неделю до моего прихода, ее квартиру обокрали. С тех пор старухе в каждом незнакомом посетителе стал мерещиться вор. Это был мой последний день работы агентом Госстраха. Отремонтировал порванные псом штаны и дал себе зарок: ни с Госстрахом, ни со знаменитостями больше не иметь дела.

Перед Зоновым затрещал телефон. Он снял трубку, и лицо его мгновенно преобразилось: из открыто-простодушного оно сделалось сосредоточенным, непроницаемым. Он отвечал однословно: «Да… Да… Хорошо…»

Положив трубку, протер платком очки:

— Министр. Завтра коллегия. Сегодня придется посидеть до полуночи. — Зонов посмотрел на часы: — Не обижайся, давай говорить, как американцы. Время — деньги. Чем могу быть полезен?

Шадрин вкратце рассказал о своих делах и протянул Зонову сверток с документами.

Пробежав глазами заполненные анкетные графы, Зонов дольше, чем на других, остановил внимание на графе, где было сказано, что жена Шадрина привлекалась к суду.

— Да, этот пункт анкеты — как капля дегтя в бочке меда. А кадровика-перестраховщика он может насторожить.

— Не обласкали и характеристикой. — Дмитрий положил перед Зоновым характеристику. Зонов внимательно прочитал ее, встал, прошелся по кабинету.

— Есенин в одном из своих стихов такую ситуацию выразил одной строкой, но очень образно: «Скатилась со счастья вожжа…»

Шадрин вздохнул и горько улыбнулся:

— Ты еще ныряешь в поэзию. Мне сейчас не до нее. Мне нужна работа. Работа по душе.

— А лучше всего — по специальности, — поправил Дмитрия Зонов. — Ты что, думаешь, мне легко было оторваться от философии и права и впрячься в оглобли этой громоздкой канцелярской телеги? Я тоже многое в жизни делал с душой. С душой воевал, с душой писал стихи, с душой занимался наукой, всей душой любил бездушную девушку… А вот теперь у меня — работа… Ответственная работа! И только потому, что она ответственная, что она государственная, что мне часто… очень часто приходится решать судьбы людей, я постараюсь, стараюсь… даже очень стараюсь делать все с душой. Что ты скажешь на это? — Зонов пододвинул Дмитрию пачку «Беломора»: — У меня курят.

— Я бросил, — хмуро сказал Шадрин, раздумывая над смыслом слов, сказанных старым другом, который всегда отличался от своих сверстников и товарищей по университету умом ясным, точным и глубоким.

— А я не могу. Слаб. Не хватает пороху.

Вошла секретарша и положила на стол какую-то бумагу. Зонов подписал ее не читая и, дождавшись, когда за секретаршей закроется дверь, подошел к Дмитрию, в упор разглядывая его.

— Рассказывай, как дошел до такой веселой жизни? За что на тебя взъелся Богданов? Только давай условимся, и чтобы без обиды: если меня вызовет руководство — сразу же разговор перенесем на вечер. Иногда вечер бывает мудренее утра. Где-нибудь там, — Зонов махнул рукой на окно, — на нейтральной полосе. За низеньким столиком в «Узбекистане».

Дмитрий начал рассказывать о своих неладах с Богдановым.

Зонов внимательно слушал и время от времени обеими руками поправлял очки. Потом он энергично, словно припомнив что-то важное и неотложное, вскинул голову и набрал номер телефона:

— Петр Никифорович? Зайди на минутку.

Зонов положил трубку и, точно прицеливаясь, посмотрел на Шадрина:

— Насчет прокуратуры, Дима, ты сам видишь, дело — табак. Инвалидность никуда не сбросишь. Судимость жены — тоже не орден. С такой жиденькой характеристикой твою кандидатуру в народный суд сейчас тоже не выдвинут. Остается: нотариат, паспортный стол в милиции, юридическая консультация или… — Зонов неожиданно замолк.