Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

Кто-то позвонил в дверь, отец впустил мужчину, терпеливо просидевшего не один день у изрешеченной пулями церковной стены с кожаной повязкой на совершенно здоровом глазу. Теперь «нищий» был подтянут, чисто, до синевы, выбрит, в белой сорочке и даже галстуке.

Он выложил на стол баночку консервов и большую плитку шоколада, прищурил по привычке глаз, улыбнулся. И когда отец выскользнул за мисками в кухню, наклонился над столом и тихо сказал:

— Тот, настоящий Забелла до сих пор молчит. Крепким оказался орешком. Ничего, кроме адреса Мурского, из него не выудили, да еще эти стишки в бреду: «О, Лаура…»

— А Мурский?

— Закрыл свою лавку и переселился. На Столярную, восемнадцать. — Он засмеялся: — Ну и задал ты нам ребус с искусителем!

— Вот что я подумал, — сказал тихо Забелла. — После Рождества должен прийти еще кто-то. От Мурской. Непременно должен. Ты понял?

— Мы встретим. Ты отдыхай. Ты знаешь, мы взяли всех на катере без единого выстрела. Мне казалось, что некоторые были почти безразличны ко всему.

— Это хороший знак, — сказал Забелла. — Это значит, они устали.

Снова раздался звонок. Эдвард Вилкс направился к выходу, открыл двери.

— Помните меня? — спросил стоящий в коридоре сорб — ныне военнопленный. — Я Вильгельм Левицки. Кукольных дел мастер. В сорок третьем году я к вам, помните, заходил без шинели. Я для вас куклу смастерил. Подарок к Рождеству. Говорят, нас скоро домой отпустят. Возьмите!

Эдвард Вилкс взял большую счастливо улыбающуюся куклу, которая вращала глазами и мурлыкала, как кошка.

— Милости просим к столу, — пригласил хозяин. — Там сын с приятелем.

— Живой? — всплеснул руками сорб.

— Сыновья бессмертны. Мы должны умереть раньше них.

— Я молился за вашего сына. И за ту девочку. Я за годы войны ничего не сделал, только по-людски похоронил девочку, закутав ее в свою проклятую шинель. И еще я хотел вас похвалить за ваш немецкий. Вы говорите, как истинный баварец.

— Спасибо, — сказал хозяин. — Может, все-таки зайдете? Мой сын теперь тоже свободно говорит по-немецки, только наука ему слишком дорого стоила.

— Побегу, — сказал кукольник. — Меня конвоир на пять минут отпустил… В туалет. Простите, но я не могу, где попало. Глупо, конечно.

— Милости просим в туалет, — пригласил Эдвард Вилкс.

— Спасибо, — сказал кукольных дел мастер.

Эдвард Вилкс вернулся к столу, оставив подаренную куклу в коридоре.

— Откройте консервы, ешьте, — сказал он. — Можете выпить, если хотите. А потом, по семенному обычаю, в честь моей жены Бируте вытянем каждый по соломинке из-под скатерти.

Слышно было, как в туалете зашумела вода, потом затопали ботинки и хлопнула дверь.

— Кто это приходил? — спросил Юрий Вилкс.

Отец не ответил. Все молчали. Отец печально смотрел на своего седого сына и наконец нарушил молчание:

— Приходил тот, в чьей шинели ты четыре года тому назад похоронил девочку. Помнишь?

— Помню, — сказал сын. — Девочку… И шинель.

— Он куклу подарил к Рождеству. Она глазами вращает и мурлычет, как кошка.

Отец помолчал и обратился к гостю:

— Тяните вашу соломинку первым.

— Не очень-то длинная моя соломинка, — засмеялся бывший нищий.

Они глядели друг на друга и улыбались, сравнивая свои соломинки. И только глаза отца округлились и по щеке его покатилась слеза, которую он не мог смахнуть, потому что прятал за спиной свою несправедливо длинную соломинку.

ГРИГОРИЙ СЕМЕНОВИЧ КАНОВИЧ (родился в 1929 году) прозаик, драматург, киносценарист. Он автор повестей и романов «Свечи на ветру», «Слезы и молитвы дураков», пьес «Огонь за пазухой», «Аквариум», «Пусть уходит» и др. По сценариям, написанным им и при его участии, поставлены фильмы «Аве вита», «Раны земли нашей», «Гнездо на ветру», «Лесные фиалки», «Пожелай мне нелетной погоды», «Подводя черту», «Найди меня» и др. Член Союза писателей СССР.

САУЛЮС РАПОЛОВИЧ ШАЛТЕНИС (родился в 1945 году) прозаик, драматург, киносценарист. Автор повестей «Ореховый хлеб», «Ясонас» и др., пьесы «Брысь, костлявая, брысь!», поставленной во многих театрах Советского Союза и за рубежом. По его литературным сценариям созданы фильмы «Ореховый хлеб», «Геркус Мантас». С. Шалтенис — лауреат Государственной премии Литовской ССР и премии Ленинского комсомола Литвы.

Фильм по литературному сценарию Г. Кановича и С. Шалтениса «Самая длинная соломинка» ставит режиссер Дзидра Ритенберг.

Весенний сель в горах подобен снежной лавине.

Ледяные воды с яростью обрушиваются на скалы, на арчовый лес, на пашни, срывают с горных склонов и катят вниз грохочущие, как жернова мельницы, валуны и булыжники. Вскидывая к небу черные корни, валятся вековые ели, царапают ветвями землю, не найдя опоры, тяжко перекатываются и устремляются вниз.

Набравшая силу вода грохочет уже в ущелье, перекрытом высокой плотиной водохранилища. Сейчас плотине грозит опасность.

Водохранилище бурлит, словно гигантские источники бьют из глубины. Вся поверхность воды покрыта растерзанным лесом, у воронок вековые деревья раскручивает как спички.

Деревья бьются о дамбу, как тараны в крепостные ворота осажденного города.

На гребнях скал замерли люди в брезентовых плащах и надвинутых на брови касках.

Сель продолжается не первый день. Глаза людей воспалены от недосыпа, осунувшиеся лица обросли щетиной.

Над водохранилищем кружат вертолеты…

…В небольшом просмотровом зале, где сидело человек пять-шесть, включили свет. Люди молчали.

Металлический щелчок в кинопроекторской нарушил тишину.

Медер подошел к столу, на котором стоял диаскоп, и обратился к сидящим в зале:

— Эти кадры отсняты на юге Киргизии прошлой весной.

Медер казался моложе своих двадцати шести лет, держался уверенно, но его внутреннее волнение выдавали пальцы, которыми он крутил тонкое серебряное кольцо на левой руке.

В зале находились ученые намного старше его.

— Сель в горах угрожал тогда снести плотину и обрушиться на шахтерский город, — продолжал Медер. — Если бы не заблаговременные меры по отводу потока и если бы стихия не унялась еще через день-два… неизвестно, устояла бы плотина.

Ивашов, пожилой профессор, держал в руках прокуренную до черноты трубку и глядел на Медера, близоруко прищурившись.