Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

— У Мансурова, значит, удобно? — с укором спросил Самади.

— Ага, — простодушно ответил Улугбек. — Мансуров нас не любит.

Самади опять в своем классе. Он уже научился кое-каким хитростям — на стул садился не сразу, а незаметно осматривался, нет ли какого подвоха. На этот раз обнаружил три кнопки остриями вверх. Он их собрал и небрежно бросил на стол при общем отстраненном молчании учеников.

— Поговорим о свойствах газа. Все вы видели воздушный шарик, круглый…

— Как отличник! — подал голос Бабур.

— Или как дурак! — сказал кто-то другой.

— Круглый, как шарик, — сказала девочка-всезнайка.

— Это уже более конкретно, — улыбнулся Самади. — Воздушный шарик, круглый, как шарик…

— Не-ет, тавтология получается!..

— Правильно. Но что поделаешь, когда у бедного шарика нет другого эпитета. Многие предметы на него похожи, а он ни на один. Так вот, о воздушном шарике. Люди издавна мечтали о полете. Пытались делать себе крылья, чтобы полететь, парить над лугами, городами… Пожалуй, полет был самым романтическим идеалом человечества. Правда, потом даже анекдот сочинили, будто некий человек смастерил себе крылья, долго над ними корпел, много пота пролил. Наконец, когда крылья были готовы, он их надел, поднялся в воздух, полетел, увидел своего ненавистного соседа и плюнул ему в лысину, после чего вернулся домой, снял крылья и бросил их в кладовую…

— Зачем? — спросила Махмудова.

— Не знаю, наверно, это и был предел его мечтаний, — ответил Самади.

— Дурак! — воскликнул Машраб. — Я бы дальше полетел.

— Чтобы других оплевывать?

— Нет, я бы просто полетел в соседний кишлак.

— Туда и пешком можно, я бы до самого Самарканда… Минареты бы посмотрел!..

— Да, ребята, стоило бы полететь, — размечтался и сам учитель. — А жаль… Вообще, в анекдоте все сильно преувеличено, я не верю, чтобы такой глупый человек мог быть талантливым, смастерить себе крылья. Вы согласны со мной?

Ученики кивнули — согласились.

— Тогда вернемся к нашей теме. Так вот, когда французы братья Монгольфье задумали осуществить свое предприятие…

Тут Самади заметил на полу огромную степную черепаху, она ползла между рядами с убийственной медлительностью. Самади не стал делать замечания. Он видел, что ученики слушают, слушают более внимательно, чем когда-либо раньше. Он продолжал говорить, чувствуя в себе какую-то энергию, доселе неведомую, стихию, вдохновение, что ли… Как ни странно, класс, обычно падкий на веселье, вроде бы даже не замечал черепаху. Только Улугбек неожиданно влепил подзатыльник впереди сидевшему Бабуру. Тот почему-то не возроптал, встал и подобрал черепаху. Потом сунул ее в свой мешковатый портфель и чуть не вскрикнул — пальцы наткнулись на припасенного впрок ежа.

— Дурак! — шепнул сзади Улугбек. — Для Мансурова надо было приберечь!..

— И для него было!.. — зашипел Бабур в ответ.

Самади шел по тропинке через рощу, когда услышал какой-то шорох. Остановился и увидел Ахмада, который, пыхтя, карабкался по стволу дерева. Вот он добрался до развилки, уцепился за сук и повис. Тут же раздался треск. Самади рванулся вперед. Нет, вроде ничего не случилось, мальчик не упал, успел схватиться за другой сук. Весь белый от испуга, он сел верхом на сук и медленно пополз к стволу, неловко сполз на землю и понуро побрел в глубь рощи.

Закапризничала погода. С гор подул ледяной ветер, небо стало хмурым, моросил не по-весеннему холодный дождь. Взрослые оделись в зимнее. Но только взрослые. Дети же так сильно уверовали в весну, что пришли в школу кто в легком пиджачишке, а кто и в одной рубашке. И вот они, дрожа, чуть ли не стуча зубами, сидели в холодном классе. То и дело оглядывались на печку, что была за партой Улугбека и Ахмада. Она вроде бы горела, иначе не играли бы красные блики на полу под дверцей, но горела слабо.

Бабуру, видимо, наскучил холод, и он решил поразвлечься. Достал рогатку, скомкал клочок бумаги, сделал из него шарик. Скатал другой, третий… И только потом, когда было готово достаточное количество «ядер», взялся за дело. Прицелился в девочку и выстрелил. Та оглянулась, но стрелка не обнаружила — Бабур сидел, как сама невинность. Потом прицелился в Машраба, но передумал, очевидно, представив себе последствия. В Махмудову тоже не решился — могла закричать или, еще того хуже, пожаловаться учителю. Бабур выбрал Ахмада, он был маленький, терпеливый, и побить не побьет, и жаловаться не умеет.

Самади все это видел, заполняя свой журнал. Вот Бабур демонстративно зевнул и тут же ловко выстрелил из рогатки. Ахмаду было больно, но он ничего не сказал. Бабур принялся выбирать следующую мишень.

— Каримов, дайте мне ваше оружие, — сказал спокойно Самади. — И шарики заодно прихватите.

Бабур встал и с нагловатой улыбкой направился к учителю. Отдал ему рогатку и шарики, вернулся на свое место.

Самади повертел в руках рогатку, зарядил ее и запустил шарик прямо в Бабура. Мальчик ойкнул, схватился за шею. Он да и все ученики ошалело смотрели на учителя.

— Больно? — осведомился Самади.

— Д-да…

— Так вот, и другому бывает больно.

И тут раздался оглушительный взрыв. С потолка посыпалась штукатурка, ученики испуганно пригнули головы. Дым, пыль, копоть…

— Никто не ушибся? — спросил Самади, торопливо открывая окно.

На шум прибежали учителя.

— Что случилось? — спросил завуч. — Кто это натворил?

Класс молчал.

— Ну? — завуч двинулся вдоль парт, цепко вглядываясь в лица. — Я спрашиваю, чья это работа?.. На этот раз вам не удастся отмолчаться.

Класс переглядывался, отводил глаза.

— И предупреждаю, — продолжал завуч, — это одним выговором не обойдется. Всему есть предел.

— Возможно, это я виноват, — сказал Самади. — Не учел, что испарения солярки могут быть опасны…

Завуч покачал головой — что и говорить, печка была основательно разворочена, даже дверцу сбросило с петель.

— Стыдно, товарищ Самади! — обрушился он на учителя. — Вы физик, вы должны были это знать… Это же элементарно!.. Выведите учеников. Самади, класс надо проветрить.

Завуч и учителя ушли. Но учеников, направившихся было к выходу, Самади остановил:

— А ну, сядьте на свои места. Никто не выйдет из класса. Будем продолжать урок.

Ученики сели. Уйти успел лишь Улугбек.

— Честно говоря, не хочется даже знать, кто из вас спрятал в печку бутылку с водой, — сказал Самади. — Боюсь, что я его возненавижу… Все вы останетесь и отремонтируете печку.

— Почему же? — последовал вопрос, и все сразу зашумели:

— Пускай заделывает тот, кто взорвал!

— Правильно!

Пока дебатировали, вошел Улугбек с полным ведром раствора.

— Я не хочу работать за другого! — решительно заявила Махмудова. — И Салимова не будет! — Она показала на подружку, которая послушно кивнула в знак согласия.