Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

Мужчина вытянул вперед руку и сказал дрогнувшим голосом:

— Стой! Сначала скажи, кто я.

Александр внимательно посмотрел на него и только решил было, что никогда с ним не встречался, как мелькнувшие в его глазах знакомые искорки осветили память… Александр хотел крикнуть, но почему-то очень тихо сказал:

— Ты Игорь… Игорь Ражнов!

Они обнялись.

— Сашка! — громко говорил Игорь, хлопая Александра по спине своей большой ручищей. — Значит, жив ты, мерзавец!

Потом они отступили на шаг и снова оглядели друг друга с ног до головы сияющими радостью глазами.

— А все-таки, — спрашивал Игорь, — как ты меня узнал? Ведь прошло уже столько лет!

— Не знаю… Наверное, осталось в тебе что-то от двадцатилетнего. Вот глаза, например. Помню, ты тогда заикался.

— Помнишь? Это у меня было после контузии, постепенно прошло.

— А как ты узнал меня? — осторожно спросил Александр.

— Администратор сказала, что подселит меня к Бибилейшвили. Я спросил, который это Бибилейшвили, не Саша ли? Да, сказала она, Александр Бибилейшвили. Я ушам своим не поверил. Я ведь знал, что тебя нет в живых, Саша. Я сам видел, как тебя ранило, потом у ног твоих разорвалась мина и тебя подхватило воздушной волной… Я тоже был ранен. Как же ты выжил?

— Как видишь, выжил. Иногда мне кажется, что я погиб девятнадцатилетним мальчиком и потом вновь родился уже пожилым.

— Да, да. Сначала в нас умирает детство и рождается отрочество. Потом погибает и отрочество, и на его место постепенно приходит зрелость… А как ты живешь? Женат?

— Жена умерла в шестьдесят шестом, когда сыну было три года. А сейчас он уже кончает школу.

— Поздно ты обзавелся семьей. А я уже дедушка. Саша, а ведь мы стареем, брат…

— Живые, потому и стареем.

Александр открыл окно. Отсюда отчетливо был виден темный силуэт их горы. Заходящее солнце окрасило гору пурпурным заревом. Игорь тоже подошел к окну:

— Ты не поднимался на гору?

Александр покачал головой и спокойно сказал:

— Теперь туда очень легко подняться. Разве мог тогда кто-нибудь подумать, что это будет так легко!

— Эх, помнишь, как мы мечтали взглянуть оттуда на окрестности! Саша, но ведь ты тогда достиг вершины?

— Нет, не дошел двух шагов…

Розовый рассвет. От грома орудий содрогалась земля. Морской пехотный батальон огнем прокладывал путь к вершине горы, которая была окутана дымом взрывов.

Вместе с другими бежал на подъем молодой солдат Саша Бибилейшвили. Рядом с Сашей упал сначала один солдат, затем другой, третий… А до вершины уже подать рукой. И тут, несмотря на грохот боя, Саша вдруг услышал негромкий голос:

— Эй, солдат! Браток!

Саша оглянулся и увидел лежавшего на земле раненого моряка. Он пытался приподнять голову.

— Браток, — произнес он с трудом, — скажи, что там, за горой?

— Отсюда не видно, — наклонился над ним Саша. — Вот поднимусь и крикну тебе.

И он снова устремился было вверх, но вдруг почувствовал страшный удар в грудь. Вокруг как будто все замерло. Он видел теперь только вершину горы, до которой оставалось несколько шагов. А еще дальше разлилась светлая безграничность голубого неба… Саша сделал еще шаг, гора склонилась к нему, готовая вот-вот обрушиться. Раздался оглушительный грохот, и все поглотили огонь и дым.

Темури сидел за столом и ужинал. Александр одевался перед зеркалом. Он делал это так сосредоточенно, что не заметил, как сын уже давно перестал есть и с любопытством смотрел па отца.

— В чем дело, папа?

— А что? — обернулся к нему Александр.

— Куда ты идешь такой нарядный?

Вопрос сына застал Александра врасплох, и он растерялся.

— Пройдусь по улице, подышу чистым воздухом…

Александр причесывался, глядя в зеркало, и встретился с любопытным взглядом сына.

— Ну чего ты уставился на меня?

— Никогда не видел тебя таким… обворожительным. Только вот эта рубашка…

— Что? Плохая? — встревожился Александр.

— Нет, она хорошая. Но к этому костюму больше подойдет темно-синяя. Сейчас под костюм носят жилеты из более легкой ткани, — со знанием дела сказал Темури.

— Не хватало еще гоняться за модой, — проворчал Александр.

— Великий Гегель сказал: «Идти против моды так же глупо, как и следовать ей».

— А говорил Гегель, что не следует совать нос в чужие дела? По-моему, он где-то высказался в таком роде.

— Еще одно замечание, и все, буду молчать. Сейчас не носят таких коротких галстуков. Можешь надеть мой, если хочешь. Он больше подойдет.

— Ладно, давай, — примирился Александр.

Темури достал из чемодана галстук, протянул отцу.

Александр уже направился в выходу, но у двери остановился, повернулся:

— Ну, как теперь?

Оглядев отца с ног до головы, Темури поднял вверх большой палец:

— Ален Делон!

Махнув на него рукой, Александр быстро вышел.

На открытой эстраде играл оркестр. Круглая площадка была заполнена танцующими. По краям площадки под разноцветными зонтиками были установлены столики. За одним из них сидели Розмари и Александр. Бутылка шампанского и большая ваза с фруктами придавали их столу праздничный вид.

— Почему вы не танцуете? — обратилась к нему Розмари.

— Я не умею танцевать современные танцы. В наше время танцевали другие: фокстрот, вальс, танго.

— В наше время? Разве сейчас не ваше время? Ведь каждый человек живет именно в свое время!

— Я хотел сказать — в моей молодости.

— А вы и сейчас не старый, — сказала Розмари, бросив на него взгляд. — Когда вы сказали, что воевали, я очень удивилась.

Розмари сидела перед Александром грустная, задумчивая. Удивительная женщина! Смеясь от души, она в следующую минуту могла вдруг глубоко задуматься, и тогда лицо ее мрачнело.

Александр разлил по бокалам шампанское:

— За вас, Розмари!

— И за вас, Александр!

Она взглянула на Александра и снова улыбнулась. Отпила немного и подняла бокал, посмотрела на свет:

— Нигде, наверное, не пьют столько вина, сколько в Грузии. У меня к вам одна просьба.

— Говорите.

— Пройдемся туда, где тогда шли бои…

— Сейчас? Среди ночи?

— А что? Страшно?

— Сейчас нет. Страшно было тогда.

Розмари и Александр шли по освещенному луной полю.

— Отец мой до войны играл на скрипке в оркестре оперетты, — тихо рассказывала Розмари. — И меня назвал опереточным именем. Написал с фронта матери, что, если родится дочь, назвать Розмари.

— Розмари. Прекрасное имя!

Она искоса взглянула на него, улыбнулась:

— Вы что-то очень по-праздничному одеты.

— А я праздную встречу с вами.

Розмари вдруг кинулась к дереву и, подпрыгнув, сорвала листок с нижней ветки. Александру очень захотелось последовать ее примеру — он даже измерил взглядом расстояние до ветки. Но благоразумие взяло верх.