Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

«Границу надо понять на ощупь», — вспомнил Алексей сказанное когда-то лейтенантом Лавровым. Впрочем, он точно помнил когда: в день прибытия на заставу. Лавров для знакомства с участком границы брал с собой солдат-новичков по одному. Он называл это: «Провести по красной линии».

Лавров подвел тогда вот к такой же полосе, словно оставленной прошедшим здесь с бороной трактором, поднял комок серой, ссохшейся земли и, протягивая его Алексею, сказал смягченно, не по-командирски:

— Попробуйте, Русанов, на ощупь краешек страны…

И, не отрывая от полосы напряженного, чутко просматривающего каждую бороздку взгляда, начал рассказывать о каких-то змеевых валах, плугом пропаханных в древности славянами почти на восемьсот километров, о живой еще легенде, что валы эти обозначили первую границу, за которой жил кровожадный змей, требовавший в жертву красавиц. И что еще помнят старики от стариков, а те деды от своих дедов, как проходившая мимо кузни девушка с распущенными волосами, горем истерзанная, на вопрос: «Куда идешь?», отвечала: «До змия». Такова легенда. А на самом деле то была граница, ставящая предел бесконечным опустошительным набегам кочевников, в особенности печенегов. В истории — это Киевская Русь, девятый — одиннадцатый века, первые укрепления, крепости. Из седого тумана былин того времени выезжают на рубежи Руси, блестя шеломами, Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Озирая леса и долины, боевой богатырский дозор и ведать не ведает, что будет увековечен кистью Васнецова… А потом — клубящиеся по земле, всепожирающие тучи Батыевой конницы, стальные валы закованных в латы псов-рыцарей, и снова — дикие орды, теперь Мамая, и новый претендент на московский престол Лжедмитрий, и опять шведы, а за ними — избалованные славой полки Наполеона, и вот уже бронированное чудовище гитлеровских дивизий подползает к границам в июньскую светлую ночь…

Алексей держал на ладони серый, рассыпчатый комочек земли и видел все это. Да-да, именно об этом говорили ему и аккуратно расчесанная граблями контрольно-следовая полоса, и по-солдатски опрятный в своем зелено-красном парадном мундире столб с гордо отблескивающим на солнце гербом страны…

Потом они сидели с Лавровым на бугре, лейтенант лениво жевал травинку и учил слушать тишину. Такой порядок — замри и послушай: ветка дерева, птица, ручей, огонек на той стороне, лай собаки скажут о многом. И не понять было — разыгрывал его лейтенант или нет, когда вдруг, привалясь к земле, приникая к ней ухом и приглашая проделать то же самое, спрашивал, что слышит Алексей.

Какой-то жучок шевелил травинкой, щекотал ухо — вот и все. «Плохо, — не скрывал разочарования Лавров, — значит, вы еще страдаете штатской глухотой. А ваши предки, между прочим, за сто верст слышали топот конницы».

Удивительно — всякий раз, начиная обход своего участка, Алексей смотрел на все глазами Лаврова, слышал иронический, с легкой дружеской подковыркой его голос: «Ну так что это такое — территория государства, товарищ Русанов?»

По всем правилам, на занятиях отвечать следовало бы так, что территорию государства составляют сухопутные пространства, национальные воды, земные недра, территориальные воды и лежащие над сушей, национальными и территориальными водами воздушные пространства. Это Алексей знал назубок, так же, как и то, что на севере территорию Советского Союза составляют границы полярного сектора: все земли и острова, как открытые, так и могущие быть открытыми в будущем, расположенные в Северном Ледовитом океане, между побережьем нашей страны и меридианами 32°4′35″ восточной долготы и 168°49′30″ западной долготы от Гринвича. Он отлично усвоил, что в территорию государства входят также и недра земли, расположенные под поверхностью сухопутных и дном водных пространств и простирающиеся на технически доступную глубину. Что касается воздушного пространства, верхний предел которого до сих пор не установлен, то его граница определена как поверхность, образованная движением вертикали вдоль линий сухопутной и водной границ.

Все это Алексей выучил наизусть. Задавая свой вопрос, лейтенант Лавров имел в виду другое. Какие чувства испытываешь ты, ефрейтор Русанов, когда, ступая вдоль разлинованной граблями, отдающей сырым теплом земли, наблюдаешь пронзительный росчерк стрижа в синем небе над головой, слышишь запах свежего сена, прямо потянувший с луга, представляешь в мыслях мать, нетерпеливо достающую твое письмецо из почтового ящика, и, не сводя с полосы настороженных глаз, вдруг начинаешь смутно догадываться, что за тобой — не только домны, плотины, поля, не только спокойствие миллионов людей, твоих современников, но и Пушкин, и Толстой, и Чайковский, и Менделеев, и Циолковский, и Гагарин — все-все, составляющее прошлое, настоящее и будущее твоей страны. Но как его сформулировать — это чувство Родины?

И, отмеривая туда-обратно, туда-обратно свой участок — ну километр, ну два, ну три, — невольно, с приливом новой силы подумаешь о том, что там, где кончаются твои, начинаются шаги другого солдата. И вот уже не примоченная ласковым дождиком земля, а горячий песок пустыни скрипит под сапогами, а дальше — осклизлые скалы над пропастью, а еще дальше — к ногам подкатился океанский прибой, а там — похрустывает лишайник, а там — ломается лед, а там — пурга заметает следы, и — снова шорох росной травы. Так от солдата к солдату замкнулась тропа. И если взглянуть на нее сверху, увидишь знакомый с детства по географической карте профиль великой страны. Но думал ли ты когда-нибудь, что граница — это неустанность солдатских шагов и что однажды на красную, огненную линию выйдешь ты — часовым…

Нет, все это невозможно было передать словами. Поди-ка спроси у Митко, почему он так заботливо, словно какой-нибудь агроном, разминал сейчас пальцами, пересыпал с ладони на ладонь, а потом приглаживал, причесывал обыкновенную землю? Чтобы узнать его мысли и чувства, нужно не один наряд потопать вдоль этой доверчиво открытой тебе полосы.

Наверное, у Митко было все в порядке. Он ловко, хватаясь за космы травы, вскарабкался на тропу, но по озабоченному взгляду, тут же метнувшемуся к густому ракитнику на том берегу и тревожно прощупавшему каждый куст, каждую ветку, Алексей понял, что, хотя он и получил боевую задачу, все же его считают гостем, а служба остается службой. Границе все равно — символический наряд они несут или обычный, она не любит парадов, и еще неизвестно, заметил ли Алексей, а если заметил, то почему сразу же не доложил, как неестественно дернулась, повела пушистыми лапками молоденькая сосенка, а потом, словно шорох, сквозняком пробежал по кустам.

— Птица порхнула, но не взлетела, — произнес Алексей как можно спокойнее, упреждая вопрос Митко.