Николай Мординов - Весенняя пора

Последняя группа большевиков оставила Якутск и подалась в горы. В пути не раз пришлось отстреливаться и отлеживаться в чаще, так как вражеские разъезды шныряли повсюду. Наконец, проплутав сутки в тайге и потеряв в очередной перестрелке двух товарищей, оставшиеся восемь человек подошли к русской деревне Холодной. Недели две прожили в лесу, лишь по ночам с великой осторожностью пробираясь к одному бедняку крестьянину, который сочувствовал красным и собирал вести из города. Иногда кто-нибудь даже оставался поспать у него в тепле.

В середине сентября в дождливую темную ночь впервые все вместе решили заночевать у этого крестьянина. Выставили за ворота постового и расположились на ночлег. Трое забрались на сеновал, четверо остались в избе, К утру обессиленный и продрогший постовой, видимо, вздремнул и не услышал, как подошел отряд белогвардейцев в тридцать человек. Колчаковцы почему-то не вошли в дом, где легко могли бы переловить спящих людей, а открыли стрельбу со двора, тут же убив постового.

Спавшие на сеновале Бобров, Кириллов и один красноармеец стали отстреливаться. Петров, Воинов и еще два бойца, схватив винтовки, выскочили из избы. Едва переступив порог, бойцы упали замертво. Петров тоже упал, оглушенный прикладом. Воинов метнулся за избу и открыл оттуда огонь.

Виктор Бобров и Иван Кириллов продолжали отстреливаться, пока вражеская пуля не сразила их товарища. Вытащив доску из задней стены сеновала, они выпрыгнули наружу, побежали в разные стороны и потеряли друг друга.

Воинову тоже удалось пробраться в лес. Проплутав в чаще до полудня, он нашел там Кириллова. Тот одиноко сидел у костра, вокруг которого развесил сушить свою одежду.

Через несколько дней Воинов и Кириллов тайком пробрались в город. Кириллов стал работать в подпольной типографии: он переводил на якутский язык большевистские листовки. А Воинов устроился в слесарную мастерскую и развернул агитацию среди рабочих типографии и электростанции.

Что касается Боброва, то он, выбравшись из сарая, побежал вдоль деревни, меж раскиданных в беспорядке строений, но был ранен в плечо и попал к колчаковцам. До самого установления советской власти Бобров с Петровым просидели в тюрьме, но связь их с подпольщиками не прекращалась.

Якутской подпольной большевистской организации с великим трудом и риском удалось все-таки установить связь с большевиками Иркутска и Охотска, стянуть и сосредоточить все свои разрозненные и рассеянные по области силы.

До якутских улусов доходили смутные вести о том, что дела халчаха-малчаха в Сибири идут худо. Говорили, что посланные из Москвы великим водителем всех рабочих и бедняков Лениным красные войска громят проклятую силу буржуйскую. И все ждали весны, той поры, когда очистится ото льда великая Лена-река и прибудут красные освободители.

И вдруг в морозную ночь с 14 на 15 декабря народные богатыри встали как из-под земли и взметнули красное знамя революции. Еще вчера красных томили в тюрьмах и этапом отправляли на расправу к кровавому атаману Семенову. А тут вдруг красные поднялись в одну ночь, став в десятки раз сильнее прежнего, поднялись с великим именем Ленина на устах. И сразу же вчерашние невольники оказались на воле, торжествующие, рвущиеся в бой, а перепуганная тюремная администрация заняла их места за решеткой. Отряды красных разоружили спецотряд колчаковского областного управления и отправили в тюрьму колчаковских руководителей.

Утро 15 декабря 1919 года Якутск встретил, став уже навсегда советским. Почти одновременно с Якутском взметнулись красные знамена в Олекминске, Вилюйске, Верхоянске и других городах. Высшим органом советской власти в области стал Военно-революционный штаб Красной Армии, а впоследствии Губернский революционный комитет.

Становясь все шире, ярче и звучнее, летела по улусам быстрокрылая весть о победе красных в Якутске, А затем выехали в улусы уполномоченные революционной власти, которые созывали митинги, упраздняли органы и учреждения колчаковцев, создавали улусные ревкомы, подбирали и инструктировали будущих председателей наслежных ревкомов.

В один из зимних дней в Талбинской школе состоялось многолюдное собрание жителей наслега.

Пришли бедняки и кумаланы, еще никогда в жизни не посещавшие собраний. Их раньше никто бы и не позвал. Но то, что пришли старики кумаланы, еще куда ни шло: они хоть и плохонькие, но мужики. А то ведь — неслыханное дело! — на собрании появились женщины. Правда, они и сами еще не верили в то, что их позвали всерьез, и потому робко жались к дверям.

Собрание созвал приехавший из улуса Афанас Матвеев. Из-под его изогнутых густых бровей радостно поблескивали ясные глаза. Стройный, худощавый и молодой, он ходил не торопясь, шагал широко, твердо ставил ноги, словно весь мир стал для него родной юртой.

Великая радость переполняла сердце Афанаса. Он приветливо встречал каждого, весело пожимал руку, словно хотел в этом рукопожатии передать человеку часть своей радости.

Афанас подошел к столу, достал из бокового кармана измятую тетрадь, быстро прочитал записи, задумчиво погладил свои густые волосы и еще раз пытливо осмотрел собравшихся. Все расселись — кто на лавках вдоль стен, кто прямо на полу, а те, кто подальше, стояли, чтобы лучше видеть.

Пришли все, кого ждали: беднота, неимущие, кумаланы — вечные горемыки. Пришли и те, без кого можно было вполне обойтись, — владельцы обширных земель, хозяева больших табунов и стад. Они пришли потому, что, по их мнению, без них не могло состояться ни одно собрание. Только себя они привыкли считать настоящими людьми.

— Товарищи! — торжественно начал Афанас, выкинув вперед руку.

Все замолкли.

Афанас положил на стол раскрытую тетрадку и оперся на нее ладонью, словно желая показать, что в ней заключены все те важные вести, с которыми он пришел к народу.

— Товарищи! — сказал он еще тверже. — Установлена новая власть — власть рабочих и бедняков. Власть трудящихся. Советская власть! Пусть баи не надеются, а бедняки не боятся, что она сменится какой-нибудь другой властью.

Советская власть — это наша, народная власть. Мы, народ, сами защитим ее. Нас много. Видите, сколько нас! — И Афанас широко и вольно провел рукой в воздухе. — Мы большая сила, и никому не одолеть нас.

Черным гнетом, кровавой кабалой множили свои богатства баи. Но мы отберем у них все, что нажито нашим трудом. Лучшие покосы и пашни отдадим беднякам, которые всю жизнь гнули спины, не зная радости. Каждый будет трудиться на своей земле и убирать то, что он посеял. Советская власть хочет, чтобы все мы были сыты, одеты и обуты, чтобы все мы были грамотны…