Николай Мординов - Весенняя пора

Хотя Никитка послушно лег, но сон не шел к нему. В сумраке потухающего камелька задумчиво и одиноко сидела Майыс, любуясь своими прекрасными косами. Но странно — чем темнее становилось в избе, тем светлее становилось на душе у Никитки. Да, и Некрасов, и Крылов, и Пушкин — все они сеяли правду… И долго еще шептал Никитка давно полюбившиеся ему строки:

Так сказал великий Пушкин сударским людям, врагам самого главного тойона — царя.

Так ответил ему от имени всех замученных сударских людей Одоевский.

А Старик Крылов в осуждение жадным и неблагодарным богачам написал басню «Крестьянин и работник». Сеять правду и добро в народе зовет Некрасов. Оказывается, есть на земле никогда не умирающие, незабываемые, великие русские люди. Они против царей и тойонов, они на стороне бедных и обиженных.

Никитка заснул только на рассвете, после того как отец уехал за сеном, и поэтому встал поздно. Старика Василия не было. Женщины находились в хотоне. Никитка вместе с Алексеем пил чай.

Вдруг дверь широко распахнулась, и в избу влетел Дмитрий Эрдэлир. Мальчики разом вскочили с мест.

— Дырастуй! — крикнул Дмитрий, смешно подражая Павлу Семенову.

Вышедшая за чем-то из хотона Федосья обрадовалась Дмитрию не меньше мальчиков и прежде всего усадила его за стол.

Дмитрий пил чай и рассказывал, что его послал сюда Виктор Алексеевич за барином Никиткой, что Никитка крайне нужен сегодня в школе.

— Без отца он не поедет, — заявила Федосья. — Егордан собирался сам доставить его туда, на воле повезет:

— А где он сейчас?

— В тайгу поехал за сеном.

— До каких же пор мы будем его ждать? Нет, брат Никитка, поехали. Да и конь добрый.

— А я тебе сказала — не пущу мальчика без отца! Возьмешь заодно и Егордана, пусть и бедняк посмотрит на вашу игру.

Дмитрий неожиданно рассвирепел, левая щека у него дернулась, и он грубо заорал:

— Эй, парень! Пойдем, говорю! А не то всех вас растопчу! И берлогу вашу разнесу!

Ляглярины рты разинули было от удивления, но разом рассмеялись, поняв, что Дмитрий передразнивает Луку Губастого, который прошлой весной приезжал за Никиткой и, несмотря на угрозы, уехал ни с чем, получив достойный отпор от бабушки Варвары.

— Ну, в таком случае буду себе валяться на ваших почетных нарах до приезда Егордана, — улыбаясь, сказал Дмитрий.

Но не успел он подойти к правым нарам, как из хотона вышла ничего не подозревавшая Майыс. Она вздрогнула и замерла на месте. Одновременно обернулся и Дмитрий. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга и не произнося ни слова. Удивление Майыс было объяснимо. Но непонятной казалась растерянность всегда находчивого и ловкого Дмитрия, — ведь он-то знал, что едет в дом Майыс, знал, что увидит ее. Может быть, он удивился тому, насколько она изменилась. Вместо робкой и нежной девушки, его ясноглазой подруги, он увидел почти пожилую женщину с равнодушным, бледным лицом. Сверкнувшие на мгновенье карие глаза Майыс туг же приняли холодное, безразличное выражение и скрылись за густыми светлыми ресницами. Осторожно поставив ведерко с молоком за печь, она тихо взяла щипцы и начала старательно подкладывать угли в самовар.

— Что нового, рассказывай, — глухо промолвила Майыс.

— Н-нет, — с трудом выдавил Дмитрий, — рассказывай ты…

На этом и закончился разговор, и Майыс бесшумно ушла в хотон.

— Я поеду за Егорданом, — решительно заявил Дмитрий, тяжело вздохнув. — Потороплю там его да и помогу. Ружье у него с собой? — спросил он, с трудом отводя взгляд от проема в стене между жильем и хотоном.

— Н-нет, не брал. Вот его ружье.

Федосья указала на дробовик, висевший за печкой, и принесла сумочку с припасами. Дмитрий быстро схватил шапку и рукавицы, сорвал с гвоздя ружье, накинул на плечо сумочку и выбежал во двор.

— Дорожка его за сенной изгородью, за амбаром! — успела крикнуть ему вдогонку Федосья.

Немного погодя Никитка заглянул в хотон сообщить матери, что идет собирать капканы, расставленные на ласку. Майыс сидела на телячьей загородке, закрыв лицо руками, а Федосья стояла возле нее, опираясь на лопату, и тихо говорила:

— Негоже венчанной жене так горевать от встречи с посторонним. Успокойся, Майыс, родная! Может, и он, старик Василий, стал бы тебе мил, если бы… Для меня вот нет и не было милее моего Егордана. Разумом знаю и глазами вижу, что многие лучше его, а сердцем чувствую: дороже он мне всех на свете… Так, может, и старик Василий пришелся бы тебе по душе, если бы первым был…

Никитка тихо вернулся в избу и попросил Алексея передать матери, что он пошел капканы смотреть. Покачивая засыпающего Семена, Алексей весело кивнул брату.

К вечеру Егордан с Дмитрием привезли два воза сена и двух огромных краснобровых глухарей.

— Еду я и вижу свежие следы глухариные. Вот когда досада взяла, что нет с собой ружья! — радостно рассказывал Егордан. — Доехал я до стога и только начал накладывать воз, слышу три далеких выстрела. По звуку — будто мое ружье, однако, думаю, быть того не может. Наложил я воз и уже стал подтягивать жердь, а тут откуда ни возьмись Дмитрий!.. Друг Эрдэлир, — обратился он к Дмитрию, — помогать, так уж до конца. Пойдем-ка попилим дровишек в честь пасхи, а?

— Давай!

На дворе зашуршала пила.

Откуда-то вернулся Василий Боллорутта и теперь мрачно грелся у шумно горевшего камелька, который Никитка растопил принесенными со двора только что наколотыми дровами.

— Кто приходил-уходил? — спросил старик необычно вкрадчивым голосом, обращаясь к жене.

— К нам приехал Эрдэлир! — с нескрываемой гордостью воскликнул Алексей, укачивая на руках маленького братишку.

— Вот то-то и оно: к вам он приехал или к нам? — пробормотал старик, зло поглядывая на жену.

— К нам, к нам! — Алексей подошел к старику с ребенком на руках. — Он увезет с собой Никитку.

— Уж не собирается ли он еще кого отсюда увезти?

— И я бы поехал, да меня мамка не пустит…

— Пошел отсюда! — прикрикнула Федосья на сына. — Уж больно ты разговорился!

Обиженный Алексей направился в левую половину избы.

— У меня, Федосья, нет особой чести говорить с твоим мальчонкой, — с каменным, неестественным спокойствием проговорил старик. — Хотел я поговорить со своей венчанной женой, да, видно, нет у нее сегодня желания удостоить меня словом… Тебя спрашиваю: кто сегодня приходил-уходил?! — крикнул он вдруг, обернувшись к Майыс.

Немного помолчав, Майыс тихо, но твердо ответила: